Гостиница «Великий пахарь» в Антверпене оказалась переполнена, Магдалена с трудом добилась, чтобы их с Эммой поместили в мансарде. Они провели там около часа, пока мальчишка-посыльный не отыскал капитана Митчелла и не передал ему письмо. Капитан явился за ними сам и отвел на квартиру – вернее, это были две маленькие смежные комнатки, зато в дальней части дома, с окнами во двор, шум с улицы туда не долетал. В гостинице Магдалена оставила записку для Уильяма с указанием своего нового адреса, а в комнате упала на кровать и несколько часов проспала как убитая. Проснулась она от неясного гула, напоминавшего шум морского прибоя. Эмма, вышедшая из любопытства на улицу, прибежала обратно, трясясь от страха: там кареты, кареты – одна за другой, набиты женщинами и детьми, говорят, что французы захватили Брюссель! Из пушек палят и палят! Все дамы возвращаются в Англию морем, нам тоже надо поторопиться, а то ни на одном корабле мест не останется.
Магдалена села на постели, спустив ноги на пол и опершись обеими руками о край кровати.
– Ты знаешь, Эмма, что сэр Уильям запретил мне уезжать без его разрешения, – сказала она зазвеневшим голосом. – Даже если французы станут обстреливать этот дом, я не двинусь с места, но ты не обязана оставаться со мной, уезжай, если хочешь. Я напишу тебе рекомендательное письмо, любая семья тебя примет.
У девушки задрожал подбородок.
– Почему вы так плохо думаете обо мне? – спросила она, сдерживая слезы. – Да если б даже… Да пусть эти французы в тюрьму меня посадят на пять лет, я всё равно от вас… я…
Магдалена встала и обняла ее.
– Прости меня, Эмма, я не хотела тебя обидеть. Прошу тебя, не рассказывай мне больше ни о чём… что там на улице.
От нового далекого залпа содрогнулись стены. Две женщины стояли, прижавшись друг к другу, им было страшно.
– Hé, les Belges! À nous![24] – кричали французы.
Бельгийский драгунский полк на четверть состоял из солдат и офицеров, прежде служивших Наполеону; они даже не успели сменить свои зелено-желтые мундиры на голландские, по английскому образцу. Год назад и сам барон ван Мерлен был офицером Императорской гвардии, но сегодня это не в счет. Кони поскакали друг на друга, в воздухе замелькали сабли… Тем временем пехота, опустив штыки, шла на штурм фермы, где засели французы; впереди, размахивая шляпой, ехал принц Оранский. «Что он делает, что он делает!» – с му́кой думал про себя Уильям, стиснув кулаки. На неопытных ополченцев уже летела французская кавалерия; они смешались, побежали, преследуемые топочущей копытами смертью. Ван Мерлен бросил в бой голландских гусар, только что совершивших девятичасовой переход. Они поскакали вперед на уставших лошадях, не успев как следует построиться в линию; на них ударили лансьеры, выставившие вперед жала пик; голубые фигурки падали с лошадей одна за другой, а принц Оранский, привстав на стременах и нагнувшись к шее своей Векси, удирал от горстки французских драгун.
– Повезло ему: конь отличный, – произнес рядом герцог Веллингтон, тоже следивший за погоней.
Бельгийский линейный батальон успел построиться в каре; французов встретили залпом, принц остался невредим. В подзорную трубу было видно, как он сорвал со своей груди звезду ордена Вильгельма и отдал знаменосцу.
– Де Ланси, оставайтесь здесь. Когда подойдет герцог Брауншвейгский, пусть займет промежуток между фермой и лесом.
Забрав с собой адъютантов, Веллингтон ускакал по намюрской дороге.
Уильям вытер платком вспотевшее лицо. Голова раскалывалась, ужасно хотелось пить. Он еще раз осмотрел позицию, щурясь от безжалостного солнца. Собственно, это даже не позиция, а небольшой пятачок между довольно густым лесом Боссю, перекрестком дорог и раскиданными поблизости хуторами. Местность совершенно плоская – ни одной высоты, на которой можно было бы установить орудия! Из леса, пока еще занятого голландцами, вытекал небольшой ручей, с берега которого французы собирались штурмовать перекресток. Хутор Жемьонкур, ближайший к линиям французов, уже в третий раз переходил из рук в руки. Перед ним простиралось широкое ржаное поле с такими высокими колосьями, что солдаты скрывались в них целиком, поверх торчали только кивера и султаны; полчаса назад люди Пиктона подобрались к французским стрелкам на расстояние выстрела и часть перекололи штыками, однако огонь артиллерийской батареи заставил их отступить на исходные позиции. У герцога Брауншвейгского должна быть с собой конная артиллерия…
Вот и он! Герцог тоже был на злосчастном балу, однако успел переодеться. В Испании черная униформа его корпуса и мертвая голова на киверах наводили ужас на врага. Попыхивая трубкой из-под русых усов, Фридрих Вильгельм слушал пояснения Уильяма. Пушек с ним не оказалось, но его гусары и уланы выправят положение.