Последний полет орла

Далее на повестке дня стояло рассмотрение бюджета, включавшего принудительный заем в сто пятьдесят миллионов франков: все налогоплательщики обязаны подписаться на сумму, равнозначную налогу на землю и с дохода от движимого имущества. Руа снова попытался взять слово, и хотя ему этого не разрешили, продолжал кричать, что все эти деньги уйдут на армию, то есть будут потрачены без всякой пользы для страны. Ему стали гневно возражать: тратить деньги на армию сейчас, когда идет война, и есть высшая польза для страны! Лафайет всё молчал, не желая участвовать в общем гвалте: вот будет закрытое заседание финансового комитета, тогда он непременно скажет, что расходы в самом деле непомерные: десять лет назад, когда Великая армия была действительно огромной, на нее тратили двадцать один миллион в месяц, а сейчас, когда армию наскребают по сусекам, маршал Даву запросил семьдесят два миллиона только на один июль. Где взять эти деньги? Поставщики ничего не отпускают в кредит, поскольку один раз уже прогорели, когда воцарившийся Людовик XVIII отказался признавать долги Империи. Верят ли они в военный гений Наполеона? У него от силы сто двадцать тысяч солдат против полумиллиона у союзников…

Ораторы сменяли друг друга на трибуне, крича, размахивая руками и являя собой яркий контраст с невозмутимостью мраморного барельефа на ней. Крылатая мраморная История с выпуклым бюстом старательно выводила что-то стилусом на таблице, Молва дудела в длинную трубу, а двуликий Янус под бюстом усталой женщины в шлеме – Республики – казалось, находился в замешательстве, не зная, в какую же сторону податься. Кто догадался обить стены зала заседаний красной тканью? Точно в Опере…

На следующий день доклад Коленкура напечатали в «Универсальном вестнике»: он занимал две полные страницы и шапку третьей, а остальные десять ушли на «приложения» – статьи договоров, заключенных между собой врагами Франции, распоряжения Меттерниха, заявления императора Александра и прусского короля, решения британского кабинета… В самом конце последней колонки спрятались шесть скромных строчек:

«Позади Линьи, 16 июня, в половине девятого вечера. Император только что одержал полную победу над прусской и английской армиями, объединенными под началом герцога Веллингтона и фельдмаршала Блюхера. В настоящий момент армия следует через поселок Линьи против Флерюса, преследуя неприятеля».

Темные пятна на месте сорванных букв «N» и контуры императорских орлов особенно бросались в глаза, когда, во время нового совместного заседания обеих Палат, граф Реньо зачитывал с трибуны рапорт Наполеону о положении в Империи, подготовленный Фуше. Суть его сводилась к тому, что законодателям необходимо предусмотреть исключения из правил на случай чрезвычайных обстоятельств и ограничить личные свободы граждан ради безопасности государства, при этом министр полиции постоянно ссылался на опыт англичан.

– Наши враги деятельны и дерзки, у них есть сообщники вне страны и поддержка внутри нее, – отмечал герцог Отрантский. – Ложными тревогами и ложными же надеждами, подкупом и угрозами роялисты сумели взбудоражить мирных землепашцев по всей территории между Луарой, Вандеей, Атлантикой и югом Франции. Гавр и Дьепп бурлят, туда свозят оружие и боеприпасы; Марсель знать не хочет никаких законов, Тулуза вспомнила о республике, Бордо с самого начала был центром подрывной деятельности. Мерам правительства, вызванным необходимостью, препятствуют преступным сопротивлением или силой инерции, которая еще опаснее и еще труднее преодолима, чем открытая борьба. Памфлеты, напечатанные в Бельгии и в тайных типографиях во Франции, иностранные газеты распространяются безнаказанно из-за отсутствия репрессивных законов, пресса злоупотребляет своею свободой…

Отметив, что способы воздействия, применявшиеся во время Революции, когда анархия действовала против анархии, уже не подходят, министр всё же оправдывал превентивную суровость: арестовывать подозреваемых следует даже в отсутствие прямых доказательств их вины, поскольку у измены тысяча лиц, не стоит делать различий между пером и мечом: писать значит действовать, но при этом необходимо сохранить возможность для покаяния и прощения, карая лишь преступное упорство. Фуше, впрочем, поразмышлял и о причинах, по которым план «наших недругов», неизменно срывавшийся на протяжении двадцати лет, теперь имеет шансы осуществиться:

– Должен признать, что личная свобода до сих пор не была достаточно ограждена от посягательств со стороны различных властей, считавших себя вправе покушаться на нее. Отсюда всеобщая тревога, тайное недовольство, реальное и постепенное ослабление власти, ибо власть не всегда может принудить к повиновению – напротив, повиновение есть мера и граница власти, у цивилизованных народов оно возникает с согласия граждан.