– Верить в возможность сохранить мир – опасное ослепление! – Зачитывая доклад Коленкура, государственный советник Булэ де ла Мёрт жестикулировал, как провинциальный адвокат. – Ваше величество задержались в Париже из-за Майского поля и открытия Палат, но медлить более нельзя: война окружает нас со всех сторон. Франция может отвоевать мир только на поле боя. Иностранные державы заносят руку, чтобы удар был мощнее, – в наших национальных интересах ударить первыми, а не выжидать. Англичане, пруссаки и австрийцы сплотились между собой, русские уже на марше, голова их первой колонны 19 мая миновала Нюрнберг и находится на берегах Рейна. Российский император и прусский король покинули Вену 26 мая, австрийский император – 27-го, эти государи ныне находятся во главе своих армий, а ваше величество всё еще в Париже.
Депутаты загудели: доклад министра иностранных дел был представлен императору седьмого июня, а сегодня уже шестнадцатое; четыре дня назад Наполеон выехал к армии, никого ни о чём не предупредив; нынче утром обе Палаты узнали, что он перешел границу и вступил в схватку с неприятелем, и только сейчас им объясняют причины этого поступка – ставят перед фактом, загоняют в угол! Ланжюинэ со своего «насеста» потребовал тишины, Булэ отпил воды из стакана. Лафайет видел его в профиль: сутулая спина, нос уточкой, глубоко посаженные глазки – как будто сплющило кузнечным молотом…
– Начинающаяся борьба продлится долго, потребуются длительные усилия и терпение, – продолжил он читать. – Важно убедить в этом нацию. Узнав о грозящих Франции опасностях, патриотизм и энергическая мудрость Палат откликнутся на призыв; они поймут, что правительству необходимы огромные ресурсы всякого рода, и не колеблясь предоставят их ему. Франция хочет быть независимой и останется таковой; искренний союз народа и монарха оградит отечество железной стеной, о которую разобьются все потуги врагов ее счастья и свободы, национальной промышленности и французской чести.
Депутаты загомонили все разом, вскакивая с кресел; звона председательского колокольчика нельзя было расслышать. К трибуне пробился Антуан Жей; у него были всклокоченные волосы и лицо фанатика, он что-то кричал, его стали слушать – он предлагал принять постановление о том, чтобы в будущем доклады министров сразу поступали в Палату депутатов и чтобы сами министры были готовы ответить на вопросы. Предложение вынесли на обсуждение, начались кипучие словопрения. Лафайет в них не участвовал, чтобы не тратить сил понапрасну: их надо приберечь для более важных вещей. Жей – бывший домашний учитель сыновей Фуше, служивший потом в Министерстве полиции, переводя английские газеты. Депутаты ошарашены настоящим, а он говорит о будущем, потому что это важно Фуше. Министр полиции готовит новую революцию – превращение Франции в парламентскую монархию, и в этом отношении генерал на его стороне. Надо сделать так, чтобы Наполеон, когда вернется, уже не смог сделаться диктатором и был вынужден прислушиваться к требованиям народа, выраженным через его представителей. Об этом говорили все – в кулуарах, в гостиных, в трактирах… Даже хорошо, что Бонапарта сейчас нет в Париже: оппозиция пока еще не обрела единого голоса, она представляет собой жужжащий улей, в котором один рой сталкивается с другим, но дайте только срок…
Отвлекшись, Лафайет так и не понял, чем кончилось дело. На трибуну уже поднялся Антуан Руа, вцепившись в нее обеими руками; его круглый череп, покрытый седым подшерстком, едва выступал над бортиком, но глаза светились влажным блеском, породистые ноздри возбужденно трепетали. Руа с первого дня выступал непримиримым врагом Наполеона и возражал против принесения присяги на верность императору. Теперь он требовал учредить особый комитет для рассмотрения вопроса о необходимости войны, поскольку, согласно конституции, объявлять кому бы то ни было войну полагается отдельным законом, подлежащим предварительному обсуждению и последующему обнародованию. Несколько депутатов высказались резко против, особенно горячился генерал Себастиани: война уже идет, объявлена она или нет. Более того, император одерживает победы! Генерал потрясал номером «Универсального вестника», указывая на скромную заметку в разделе «За рубежом»: «Шарлеруа, 15 июня, в девять часов вечера. Армия форсировала Самбру под Шарлеруа и сбила аванпосты на полдороге от Шарлеруа до Намюра и от Шарлеруа до Брюсселя. Мы захватили полторы тысячи пленных и шесть орудий. Четыре полка изрублены на куски. Армия Императора пострадала мало, но понесла ощутимую потерю: адъютант Императора, генерал Летор, был убит на высотах Флерюса, возглавив атаку кавалерии. Энтузиазм жителей Шарлеруа и других мест невозможно описать». В итоге приняли предложение Себастиани о том, чтобы создать особый комитет для рассмотрения важного вопроса о процедуре, которой следует придерживаться в отношениях между законодательным корпусом и исполнительной властью.