Последний польский король. Коронация Николая I в Варшаве в 1829 г. и память о русско-польских войнах XVII – начала XIX в.

Находясь в Варшаве, Николай I получил известие о сдаче туркам русского фрегата «Рафаил». Этот эпизод Русско-турецкой войны 1828–1829 гг. хорошо известен в литературе. 11 мая 1829 г., когда война уже близилась к своему окончанию, а переговоры о заключении мира были в самом разгаре, курсировавший у анатолийских берегов российский фрегат «Рафаил» попал в ловушку – он был окружен турецкой эскадрой, состоявшей из 15 судов. Офицеры были готовы принять бой, но команда обратилась к капитану с просьбой сдать корабль, сохранив морякам жизнь. Капитан С. М. Стройников, служивший в российском флоте без малого 30 лет и награжденный за храбрость Св. Георгием, принял решение сдаться туркам[1348]. Полученная новость привела Николая I в ярость. Его резолюция в отношении как капитана, так и корабля сводилась к требованию стереть обоих с лица земли. Император писал относительно Стройникова: «Разжаловать! В рядовые! Без права женитьбы! Дабы не плодить в русском флоте трусов!» Фрегат же император приказывал как «недостойный носить флаг Российский… предать огню»[1349].

Все эти распоряжения – подчеркнем еще раз – император сделал, будучи в Варшаве, где он постоянно находился в окружении польских генералов и офицеров, прошедших службу Наполеону, Русскую кампанию и наконец сдавшихся в Париже Александру I. Все они в рамках предписанного политического нарратива были признаны храбрецами, достойными уважения, о чем во время коронации повторялось многократно. Эпизод сдачи императору Александру в Париже был помещен в зону умолчания, и никто не посмел бы – по крайней мере публично – напомнить им об этом. Такое сравнение позволяет с особенной остротой обнаружить разницу, которую монарх усматривал между своими подданными. Сдавшийся русский офицер был подвергнут публичному остракизму, но такая судьба ни при каких обстоятельствах не грозила подданным монарха в Царстве Польском: на них эта система долженствования и норм просто не распространялась.

Нарратив храбрости поляков не потерял своей актуальности даже с началом восстания 1830–1831 гг. Храбрость не исчезла, она просто трансформировалась в «воинственность»[1350]. Великий князь Константин Павлович, едва не убитый в Варшаве, находясь в российской армии, воевавшей против восставших, писал императору, что «поляки сражаются хорошо и с образцовым мужеством»[1351]. Император, в свою очередь, вполне готов был поддержать этот разговор. Он писал брату: «…ужасно думать, что прекрасное мужество польской армии истрачено на такое преступное дело»[1352].

8.2. Красота в глазах смотрящего: Нарратив любви