Читаем Последний польский король. Коронация Николая I в Варшаве в 1829 г. и память о русско-польских войнах XVII – начала XIX в. полностью

Если земли, ставшие частью екатерининской империи по первому разделу, вошли в титул с серьезной задержкой, то территории, захваченные в результате второго и третьего разделов, «дождались» своего включения в титул лишь при Павле I. Иными словами, Екатерина II столкнулась с неким ментальным препятствием при выработке удовлетворяющей ее стратегии апроприации новых земель. Речь, вероятнее всего, шла не только о том, что империя расширялась на запад, но и о том, что территории эти достались без приложения военной силы. Именно поэтому Екатерина прибегла к актуализации известной концепции «собирания земель», в рамках которой Российская империя ничего не захватила, а лишь отвоевала или вернула территории, которые некогда являлись частью единого русского государства, а затем были утрачены в результате серии войн[1473].

Отметим высказанную А. Б. Каменским идею, что сама концепция «собирания земель» была изобретена Екатериной II в связи с разделами Польши. По мнению исследователя, до начала 1790‐х гг. говорить о существовании этой интеллектуальной конструкции не приходится[1474]. Стоит, однако, отметить, что сам принцип легитимации захвата через декларацию «беру свое», до уровня которой можно редуцировать екатерининскую «находку», универсален; к тому же подобная интерпретация не объясняет, как предложенная императрицей установка могла в достаточно короткие сроки укрепиться в сознании современников, притом что император Александр в дискуссиях о судьбе Литвы продвигал принципиально иные позиции. В конечном итоге именно общественное восприятие территорий, ставших частью империи после разделов Польши, как «своей земли» не позволило Александру I реализовать свой план – присоединить Литву к Царству Польскому. Очевидно, Екатерина II актуализировала уже существовавшую идею, переведя ее на новый уровень с точки зрения осмысления и образности. При этом сам факт работы с нарративом демонстрирует, что императрица осознавала сложность стоящей перед ней политической задачи – интегрировать в состав империи земли, присоединенные на западе, а значит, не вписывающиеся в традиционную ориенталистскую парадигму.

Занявший престол Павел I подробно перечислил в титуле все земли, доставшиеся ему в наследство, включая те, что были аннексированы Екатериной II на западе. В 1796 г. император стал именоваться (помимо указания на Полоцк, Витебск и Мстиславль) великим князем Литовским, Волынским, Подольским и князем Самогитским. В это же время в титуле появилось указание на Курляндию и Семигалию, то есть территории, зависимые прежде от Речи Посполитой и вошедшие в состав Российской империи в результате разделов[1475]. Важно, что приобретенные польские земли в этом случае вошли в категорию «великих княжеств», то есть получили высокий статус и переместились ближе к началу титула. Кроме того, распределение аннексированных территорий указывало на попытку отделить запад империи от ее северо-запада: Павел титуловался великим князем Смоленским, Литовским, Волынским и Подольским, а только затем князем Эстляндским, Лифляндским, Курляндским, Семигальским, Самогитским и Карельским.

Александр I, вступивший на престол в 1801 г., полностью повторил титул отца, убрав лишь указание на орден Иоанна Иерусалимского[1476]. Мечты его отца о территориях на западе (Мальта) не имели для Александра никакого значения – у него было свое видение того, какие западные территории и проекты сделают его настоящим европейцем. Наименование бывших польских земель не претерпело в титуле никаких изменений. В 1815 г. с созданием Царства Польского император тотчас же принял на себя титул царя Польского[1477], а новое «Царство» было включено в императорский титул[1478].

По сути, оформление польских земель в титуле российских императоров прошло в три этапа – екатерининский, когда фактическое присоединение территории плохо коррелировало с ее символической апроприацией (в это время в титуле появилось всего три территориальных элемента), павловский, когда были поименованы все земли, захваченные в результате разделов (плюс шесть территориальных элементов), при этом их статус внутри титула был различен, и, наконец, александровский, когда общее число условно польских элементов достигло девяти, при этом в титуле также появилось указание на особую, чрезвычайно высокую по статусу территорию – Царство Польское. К 1815 г. пятая часть титула российских монархов была занята территориями, некогда принадлежавшими Речи Посполитой. Титул российского императора был исключительно «полонизирован».

Вопрос о том, с какой скоростью принимались эти решения, также представляется значимым. Если Екатерина II, за все свое долгое правление изменившая титул лишь дважды, не спешила маркировать польские земли как свои, по крайней мере в титуле, то Александр I, напротив, стремился как можно быстрее оформить в титуле западные территории. При этом если Екатерина оставляла этим землям их права и привилегии, Александр этим не ограничивался, стремясь максимально расширить последние.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии