Последний польский король. Коронация Николая I в Варшаве в 1829 г. и память о русско-польских войнах XVII – начала XIX в.

Нельзя, однако, сказать, что самая западная территория империи не представляла, что внутри страны она оказалась соотнесена с категорией «царство». Один из мемуаристов, О. Пржецлавский (Ципринус), так описывал разговор, состоявшийся между несколькими польско-литовскими шляхтичами и графом Н. Н. Новосильцевым. Обсуждая политику конца александровского царствования, участники разговора затронули вопрос титула. По словам Пржецлавского, «Новосильцев согласился… что поляки не могли быть довольны тем, что Александр Павлович перед ними (поляками. – Прим. авт.) и Европою назывался королем, а перед русскими царем». Далее шляхтичи объяснили суть своего недовольства: «…в полном Императорском титуле „царь Польский“ стоит о бок или даже ниже царя Казанского и Астраханского. То, что их отечество (Польша. – Прим. авт.) в политической иерархии сравнено с тремя или четырьмя из 50 губерний не могло не быть чувствительным для их народной гордости»[1468]. С трактовкой О. Пржецлавского был вполне согласен Н. И. Греч, утверждавший, что «поляки негодовали на это наименование тем более, что полный титул „Царь Польский“ поставлен был подле „Сибирского“»[1469]. Иными словами, то, что при взгляде изнутри империи казалось исключительным благоволением, внутри Польши воспринималось как нечто неподобающее или даже оскорбительное, о чем Новосильцев был готов говорить вполне открыто. Обсуждая упоминание Польши в титуле российского императора, дебатировавшие с Новосильцевым поляки приводили примеры, на которые, по их мнению, Александру I следовало обратить внимание, а именно: наименование прусского и шведского монархов «королями». Николай Николаевич, проживший в Польше достаточно, чтобы понимать реакции обеих сторон, был согласен: «Да, вы правы; это еще одна из тех, любимых нашим всемилостивейшим Государем полумера. Но это имеет еще ту особенность, что в одних вызывает неудовольствие, а других не удовлетворяет»[1470].

Интересно, между прочим, что история с титулом напоминает ситуацию, которая возникла вокруг александровской польской конституции. Вопреки ожиданиям императора пожалованное Царству представительство не вызвало восторга[1471] – конституционные нормы на этой территории действовали и раньше и вводимое Александром установление, по мнению поляков, лишь приводило все к минимально необходимой норме, тогда как главное внимание было обращено на обещанное воссоединение исторических польских земель. При этом введение конституционных норм в самой империи воспринималось стремившимися к этому русскими подданными Александра недостижимой мечтой.

Очевидно, что Александр I испытывал большие трудности при поиске определения для статуса Польши в составе своей империи. Насколько уникальным был такой поиск в связи с приращением территории империи на западной границе и приходилось ли сталкиваться со схожими трудностями его предшественникам на престоле? Сопоставление титулатуры российских монархов за период, когда земли бывшей Речи Посполитой последовательно аннексировались Российской империей, вплоть до создания Царства Польского, позволяет увидеть разницу в понимании политических реалий.

Первый раунд включения польских земель в монарший титул произошел отнюдь не сразу после первого раздела Польши в 1772 г. Более того, в титуле Екатерины II территории, отторгнутые у Речи Посполитой, появились лишь 12 лет спустя. До этого они проходили по разряду «иные земли» («и иных [земель] наследная обладательница»). В 1784 г., однако, императрица добавила к своему титулу Полоцк, Витебск и Мстиславль[1472]. Приобретенные земли были помещены в середину – вторую половину титула. При этом императрица явно выделила Полоцкие земли, поставив их в титуле рядом с центром страны – Московским царством – между Рязанью и Ростовом. Витебск и Мстиславль были указаны ниже, замыкая этот блок земель.

Для понимания екатерининской оценки произошедшего – присоединения к Российской империи территорий на западе – важно увидеть, в какой момент было принято решение ввести польские земли в титул. Императрица занялась этим вопросом лишь в тот момент, когда возникла необходимость указать в титуле только что завоеванные земли Крыма и Северного Причерноморья, то есть сделала это, что называется, «заодно». Екатерина II одновременно приняла на себя титул царицы Херсонеса Таврического и великой княгини Полоцкой, Витебской и Мстиславской. Очевидно, до этого найти правильную формулу включения земель на западе не получалось, а присоединение огромной и символически очень значимой территории на юге предоставило возможность легитимизировать и приращения на западе.