Польский король, известный войнами с Османской империей и особенно действиями под Веной в 1683 г., где была остановлена турецкая угроза, был фигурой европейского масштаба. В польских землях XVIII – первой половины XIX в. выражение восхищения относительно его побед было принятым стандартом поведения[697]
. Интерес к нему в России проявился задолго до начала XIX в. Его поклонником был В. В. Голицын, полонофил, первое лицо в русском правительстве времен регентства царевны Софьи[698]. Потрясен фигурой Собеского был и П. А. Толстой. Оказавшись в 1696 г. в Европе, он стал свидетелем прощания с покойным Собеским и оставил подробное описаниеСпустя более чем столетие образ Собеского все так же оставался востребованным для конструирования образа власти[702]
. Николай I начал с того, что пожертвовал деньги на новый саркофаг для упокоения сердца Собеского в Варшаве[703]. М. Гетка-Кениг справедливо указывает, что устройство в церкви капуцинов часовни для размещения саркофага с сердцем Собеского и оформление этого «мавзолея» должны были постулировать связь между Собеским и Николаем I через указания на победоносные войны с Турцией, которые вели оба монарха[704]. Саркофаг из красного мрамора с сердцем Собеского, который украшают корона, меч и надпись, упоминающая императора Николая I, и сейчас можно увидеть в костеле Преображения Господня на Медовой улице в Варшаве. Интересно, что схожую символическую акцию Николай I осуществил спустя почти 20 лет, отправив красный карельский (шокшинский) мрамор[705] на создание саркофага Наполеона в Доме инвалидов в Париже[706].Как уже упоминалось, во время коронации Николай I использовал в качестве церемониального меч, подаренный Собескому римским папой Иннокентием XI. В дни пребывания в Варшаве в 1829 г. Николай и императрица Александра Федоровна несколько раз посещали Вилянов[707]
– резиденцию Яна Собеского недалеко от столицы Царства. В «Дневнике» В. А. Жуковского, обычно очень кратком, одна из таких поездок удостоилась отдельного описания: «9 мая (1829 г.). Вечер в Вилланове: замок с барельефами. Китайские горницы. Горницы Собеського. Место, где он умер. Портрет Марии-Кащимиры»[708].Образ Собеского – победителя турок стал для Николая отправной точкой для актуализации категории «общий враг», позволившей сочетать нарративные структуры, которые без наличия третьего элемента были сложно сопрягаемыми. Император справедливо рассудил, что отсылок к существованию двух народов под одним скипетром было недостаточно для позиционирования образа нового братства, и прибегнул к ориенталистскому (в трактовке Э. Саида) приему, сформировав оппозицию «цивилизация» (Польша и Россия) – «варварство» (Турция). Иными словами, во второй половине 1820‐х гг. борьба с Турцией стала для российской власти ответом на вопрос о том, каким должно быть основание для нового единства[709]
. Последнее, в свою очередь, способствовало пополнению списка николаевских предшественников на польском троне.В 1828 г., за год до коронации, началась очередная Русско-турецкая война. Это краткое, но яркое военное столкновение принято объяснять геополитическим противостоянием двух держав, а также Греческой войной за независимость. Как справедливо отмечено в литературе, «выступая в… поддержку Греции», Николай «не имел в виду цель поддержать греческое освободительное движение, а только проводил ту линию в решении Восточного вопроса, которая была выгодна в тот момент интересам России»[710]
. В итоге Россия получила часть восточного побережья Черного моря, южный рукав устья Дуная, а также право на свободный проход судов через проливы Босфор и Дарданеллы. Адрианопольский мир упрочил автономию Сербии, Молдавии и Валахии; Греция же объявлялась самостоятельным государством с обязательством избрания монарха и при проведении ежегодных выплат Османской Турции.