Читаем Последний польский король. Коронация Николая I в Варшаве в 1829 г. и память о русско-польских войнах XVII – начала XIX в. полностью

Наказания вместе с тем не ограничились выволочками на улицах Парижа. Показателен разговор, затеянный императором в 1814 г. в Париже с генералом Ермоловым, к которому он неожиданно обратился с вопросом: «Ну, что, Алексей Петрович, теперь скажут в Петербурге? Ведь, право, было время, когда у нас, величая Наполеона, меня считали за простачка»[1020]. Когда император получил из Петербурга прошение Сената об устроении праздника-триумфа[1021], его решение было быстрым и резким. Император не забыл своей столице обиды, которая была нанесена его самолюбию. Очевидно, к тому времени он сформировал и нарратив, позволявший сместить восприятие победы. Император отослал в Петербург следующий указ: «Дошло до моего сведения, что делаются разные приготовления к моей встрече. Ненавидя оные всегда, почитаю их менее приличными ныне. Един Всевышний причиною знаменитых происшествий, довершивших кровопролитную брань в Европе. Пред Ним мы все должны смиряться. Объявите повсюду мою непременную волю, дабы никаких встреч и приемов для меня не делать. Пошлите повеление губернаторам, дабы ни один не отлучался от своего места для сего предмета»[1022].

Можно предположить, что присланный из Петербурга «Проект обряда торжественной встречи» неприятно поразил императора. Хотя в преамбуле текста говорилось о «мужественном предводительстве прославляемого… монарха», сделавшего возможным «блистательные успехи победоносного Российского воинства»[1023], суть проекта сводилась к встрече «обожаемого» императора, но не царя-полководца или государя-воина. Не имея под рукой предписанного стандарта относительно того, как следует воспринимать произошедшие события, сенаторы руководствовались лишь собственным и не слишком лестным для Александра видением ситуации. Изъявляя чувство «живейшей благодарности», они предлагали императору вступить в город под пушечные выстрелы, звон колоколов и пение придворных музыкантов и певчих, отведать хлеб-соль, пройти мимо домов, украшенных «цветами и тканями», через триумфальные арки, мимо «особых возвышенных галерей», в которых должны были размещаться члены императорской фамилии, а также представители сословий, министерств и города. Планировалось, что в шествии к Казанскому собору Александра I будут сопровождать избранные купцы и члены магистрата, дворянство, «присутственных мест чиновники», чины департаментов и коллегий, депутаты от губерний, Правительствующий Сенат и обер-прокурор, Госсовет и статс-секретари, статс-дамы и камер-фрейлины. Из текста следовало, что за императором будут следовать все, кроме собственно армии[1024]. Военные чины появлялись в описании лишь для традиционного оформления церемониала: отряд лейб-гвардейской конницы открывал и закрывал шествие, а вдоль улиц предполагалось устроить «шпалеры» войск[1025]. Хотя сенаторы полагали необходимым вынести трофеи, захваченные у неприятеля, и назначить императору должное сопровождение из «генерал-адъютантов, флигель-адъютантов в свите Его Императорского Величества состоящих», документ содержал впечатляющую приписку: «Если Государь Император не соизволит предводительствовать войску и без оного вступить за благо рассудит в столицу, тогда весь ход будет замыкать отряд конницы с трубами и литаврами»[1026]. Таким образом, высшие чиновники империи не просто предполагали, но прямо указывали, что «сокрушитель Наполеона» Александр I вполне может вступить в свою столицу и без войска. Образ монарха выстраивался в данном случае в соответствии с принятой императором на себя ролью «лидера нации»[1027], и появление армии не воспринималось Сенатом как неотъемлемая часть композиции. При этом сенаторы, не уловившие смену символической конъюнктуры и не получившие иных установок, посчитали возможным заявить об этом совершенно недвусмысленно.

Александр вернулся в столицу своей империи 13 июля 1814 г. как частное лицо. По этому случаю в Петербурге несколько недель нескончаемой чередой шли праздники, чествования, публичные маскарады, молебствия и гулянья[1028]. 30 июля столица чествовала триумфом императорскую армию: в город прибыли старейшие гвардейские полки – Преображенский, Семеновский, Измайловский, а также Егерский полк, Гвардейский морской экипаж и две роты гвардейской артиллерии. Армия входила в Петербург без императора: полки вел великий князь Константин Павлович. Император согласился лишь принять парад[1029].

Историки традиционно объясняют действия Александра I, решившего отказаться от триумфального въезда в столицу во главе армии, особенностью его личности. Это соображение вполне справедливо. Речь, однако, идет не о неприятии публичности и не о том, что близорукий и плохо слышавший монарх стремился сократить свое участие в церемониях[1030], а о форме переживания травматичного опыта, которую выбрал для себя император.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии