Последний польский король. Коронация Николая I в Варшаве в 1829 г. и память о русско-польских войнах XVII – начала XIX в.

В первые недели войны войска Наполеона пополнились 19 тыс. перешедших на сторону врага жителей литовских губерний России[1050]. В Вильно, где за несколько дней до этого на балу в честь польского дворянства Александр I получил сообщение о вторжении французов[1051], состоялась известная присяга жителей Наполеону, эмоционально описанная во французских источниках[1052]. Депутации с приветствиями направлялись к Наполеону и из других городов, расположенных на бывших польских территориях, а в Могилеве архиепископ Варлаам принес присягу Бонапарту, распространив по всей епархии требование присягнуть французам[1053].

Вместе с тем жители территорий, присоединенных к России от Польши в конце XVIII в., не поддерживали Наполеона в той мере, как это ожидалось оккупационными войсками. На востоке Литвы и в Белоруссии рекрутировать какую-либо существенную организованную группу поддержки не удалось, что вызвало явное недовольство Бонапарта[1054]. Население юго-западных территорий также осталось в массе своей лояльным империи[1055].

Вопрос оценки действий польских легионов в Российской империи в литературе предметно не рассматривался[1056]. Источники личного происхождения, однако, свидетельствуют, что гражданское население России, пострадавшее от нашествия, достаточно четко идентифицировало этническую составляющую «армии двунадесяти языков», выделяя две группы – французов и поляков. Вероятно, смещение в сторону упоминания исключительно французов или указание на полиэтничность армии противника были конструктом более позднего периода. Показательно описание, оставленное купцом Николаем Котовым, владевшим в допожарной Москве шляпной фабрикой: «…от 28‐го числа сентября из Москвы и французы все-таки грабят, не только рядовые, но и чиновники под видом сбережения… и что французы делают все поругания церквам, в некоторых живут в алтарях и на престолах обедают, в церквах с женщинами даже спят, в трапезах имеют лошадей и в них гадят. Ризницы все расхищены. Иной француз или поляк сидит на фуре в парчовой или другой ризе, правит лошадьми, или в какой-нибудь на черно-буром меху дамской епанче или салопе стоит на часах… все отнимают, лишь бы кто что завидел, ни даже грудному ребенку не оставит»[1057].

Следует согласиться с Дж. Хартли, которая полагает, что современники часто более жестко высказывались относительно действий поляков, служивших Наполеону, нежели самих французов[1058]. Так, в мемуарах и дневниках нередко встречаются указания на совершаемое ими мародерство, особенно в связи с имуществом православной церкви, а также насилие в отношении женщин и раненых[1059]. Приведем сообщение мемуариста Е. А. Харузина, описавшего происходившее в захваченной Москве: «Нам сказывали тогда… что в дни дозволенного грабежа жителей произошел следующий страшный случай: священник церкви Св. Софии, что на Лубянке, узнавши в один день, что французы сбираются ограбить его церковь, он поспешил туда, облачился, взял в руки крест, выйдя из церкви, запер ее и стал стражем на паперти. Действительно, вскоре явилась кучка польских мародеров и начала требовать от священника ключей церковных; он им сказал, что только через труп мой войдете в храм, а живой ключи не отдам. Поляки русскую, отказную речь священника поняли и, поспешая на святотатство, совершили злодейство: обороняющегося крестом подвижника убили и по следам святой крови ворвались в церковь. Две возрастные дочери этого священномученика, известившись о своем несчастии, прибежали в отчаянии к убитому родителю и обратили тут на себя преступные взоры убийц, которые, схватив их, поволокли было в церковь; но девицы не с человеческою силою вырвались из рук извергов и, как легкие серны, побежали к Охотному ряду; поляки погнались за ними, увидя близкую за собой погоню, они удвоили быстроту и, успев добежать до Каменного моста, бросились обе в реку»[1060]. Не менее четко идентифицировали поляков офицеры и солдаты русской армии. К этому же выводу можно прийти, рассматривая листовки, издававшиеся в русской армии в 1812 г.[1061], и источники личного происхождения. Так, будущий генерал-фельдмаршал И. Ф. Паскевич в своих воспоминаниях об эпохе 1812 г., описывая действия М. И. Платова и Д. С. Дохтурова против польских легионов Наполеона, вспоминал, что при отступлении русской армии от Валутина «поляки нашли случай показать… свою ненависть. В виду нашем они убивали русских раненых пленных»[1062].