Читаем Последний польский король. Коронация Николая I в Варшаве в 1829 г. и память о русско-польских войнах XVII – начала XIX в. полностью

Нужно отметить, что поляки и литовцы были и в русской армии. Польские войска на службе в России появились при Екатерине II после второго раздела Польши. Однако после того, как созданный Польский корпус во время восстания Т. Костюшко не просто дезертировал, а перешел на сторону восставших, Екатерина II, как точно определяет историк Г. С. Габаев, «не решилась повторить этот опыт» и расформировала польские войска[1063]. Ее наследник на престоле Павел I, впрочем, литовские и польские войска восстановил, а при Александре I они были преобразованы в уланские полки, сражавшиеся в том числе и против Наполеона. Вместе с тем число поляков, принимавших участие в войне 1812 г. в армиях России и Франции, было диспропорциональным. Так, в созданном при Павле I Польском уланском полку в начале 1812 г. был 1181 человек[1064], в Литовском уланском полку, в котором также служили поляки и литовцы, в середине того же года насчитывалось 1131 человек[1065]. Волынский уланский полк при численности чуть более 900 человек практически не принимал участия в Отечественной войне[1066]. Представители польского дворянства (подданных российского императора, преимущественно из Малороссии и Белоруссии) в армии Александра I в 1812 г. составляли среди генералов 1,5 % (3 человека) и 3,4 % (70 человек) в составе офицерского корпуса[1067].

С учетом этого контекста осуществление александровского разворота в сторону Польши, без сомнения, было задачей, сопряженной с серьезными сложностями. Как видно из переписки с А. Чарторыйским, император хорошо это понимал и выстраивал свои действия соответственно. Прежде всего, он постарался убедиться, что во время Заграничного похода русские войска пройдут через Польшу, не нанеся территории урона. Обращает на себя внимание, что в переписке М. И. Кутузова и М. А. Милорадовича начала зимы 1813 г. содержится сообщение, что жители Варшавы испуганы наступлением русских войск («Жители варшавские… боятся весьма несчастиев и насилиев, которым подвергнутся вслучае супротивления»)[1068], а также информация о том, что Александр I медлил со взятием города. Фельдмаршал писал генералу: «Воля его императорского величества есть, чтоб до некоторого времени Варшавы не занимать»[1069]. Исследователи отмечают, что движение русской армии по территории Герцогства Варшавского, особенно после капитуляции Варшавы, сопровождалось осторожностью, неприменением силы против местного населения и проявлением уважения к частной собственности[1070]. Существенно, что русская военная администрация считала необходимым обращаться к жителям с многочисленными увещеваниями и призывами – чиновников, «которые обнаружили себя по каким-либо политическим видам противу России», просили «не опасаться обиды», а раненым обещали содержать «гошпитали… с должным человеколюбием»[1071]. При этом обращения такого рода публиковались на польском языке[1072]. В январе 1813 г. Кутузовым был издан приказ по армиям, находящимся в Польше, о запрещении задерживать подводы местных жителей и о порядке получения продовольствия. В документе содержалось требование при сборе провианта не чинить насилия, сохранять порядок и выдавать жителям «квитанции» в счет будущей оплаты[1073]. «Дабы доставить жителям вящее удобство», появилось распоряжение об установлении таксы на продукты питания[1074]. Как будет показано в следующей главе, эти расходы российское правительство впоследствии оплатило.

Во время Заграничных походов русские войска были размещены вне стен Варшавы[1075], свободный въезд в город имели только представители новой администрации и генералитета[1076]. Принято думать, ссылаясь на переписку М. И. Кутузова с женой, что причины заключались в том, что в Варшаве «французы… много оставили болезней»[1077]. Однако, возможно, командование руководствовалось также и соображениями иного порядка. Так, А. Неуважный полагает, что русская армия в Варшавском герцогстве находилась под серьезным контролем, а контакты с местным населением были ограниченны, поскольку командование опасалось повторения Варшавской заутрени 1794 г., когда в городе был вырезан русский гарнизон[1078]. Опираясь на подсчеты В. М. Глинки и А. В. Помарнацкого, историк также справедливо указывает, что в этом случае поляки могли ожидать проявления жестокости со стороны русских войск – из 332 генералов русской армии, портреты которых находятся в Военной галерее Зимнего дворца, 39, включая М. Б. Барклая-де-Толли, А. П. Ермолова, Д. П. Неверовского и Н. Н. Раевского, участвовали в боях против поляков в 1792 и 1794 гг.[1079] Едва ли, впрочем, суворовское покорение Польши стоит рассматривать как главный аргумент в разговоре о том, почему поляков идентифицировали как врагов – из 332 указанных генералов 332 прошли Отечественную войну 1812 г. Вероятно, расчет командования оказался верным, и никаких инцидентов в это время отмечено не было[1080].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии