Намерение императора сформировать из поляков регулярные военные подразделения, особенно на фоне разговоров о возможном возвращении Царству Польскому Литвы, вызывало у его российских подданных активное возмущение. Так, А. А. Закревский писал М. С. Воронцову относительно создания Литовского корпуса в 1817 г.: «Я так сим взбешен, что не нахожу слов подробнее Вам описывать»[1100]
. Исследователи, изучавшие этот материал, обращают внимание на описание эмоционального состояния, которое предлагает в этом тексте Закревский. М. А. Давыдов справедливо отмечает: «Бешенство – вот слово, которое точнее всего характеризует реакцию подавляющего большинства русских дворян на польские планы Александра I. Ревность русских подданных царя к польским понятна, как понятна и их тревога по поводу вооружения и содержания казной вчерашних врагов»[1101]. Но в цитате из переписки двух генералов, а к тому времени еще и представителей административной элиты империи стоит обратить внимание на признание Закревского, что он «не находит слов», то есть не может прямо высказать собственную позицию. Действительно, обсуждение подобных тем никогда не становилось публичным и не принимало характера прямых угроз императору.Из Сибири и Кавказа в Польшу вернулось около 11,4 тыс. пленных поляков[1102]
. Кроме того, Александр I лично прикладывал усилия, чтобы освободить поляков, содержавшихся в Пруссии, Швеции, Испании и Англии[1103]. Я. Домбровский получил приказ собрать польские части, разбросанные по Европе[1104]. «Эмигранты польские, – писал современник, – получив амнистию, возвращались толпами в свои поместья и дома»[1105]; все они сохранили свои ордена и оружие. С апреля 1814 г. полякам начали возвращать конфискованные во время войны имения, причем как тем, кто прибывал в Польшу из Франции, так и освобожденным из плена в Российской империи[1106].К ноябрю 1814 г. польские войска Александра I, которые собирались со всех концов Европы, насчитывали уже около 30 тыс. человек[1107]
. Несколько лет спустя, в 1817 г., как знак будущего воссоединения литовских и польских земель был создан уже упоминавшийся Литовский корпус. Он состоял из 40 тыс. уроженцев Виленской, Гродненской, Минской, Волынской и Подольской губерний, а также Белостокской области. Корпус обмундировывался по польскому образцу; при этом в униформе использовался двуглавый орел, на груди которого был размещен литовский герб Погоня (всадник с мечом). Чрезвычайно примечательна стратегия комплектования, присвоения наименований и маркирования статуса новых частей. Так, для формирования нового Литовского полка этого корпуса из состава существовавшего в России с 1811 г. лейб-гвардии Литовского полка был выделен батальон. Таким образом, «новый» Литовский полк принимал имя и привилегированное положение полка лейб-гвардии, а также получал право на историю «старого» Литовского полка, участвовавшего в кампаниях 1812–1814 гг. и дошедшего до Лейпцига и Парижа. «Старый» Литовский полк при этом был переименован в лейб-гвардии Московский полк[1108].Манифест императора Александра о создании Царства Польского, адресованный исключительно жителям новой автономии и, очевидно, в значительной мере прошедший мимо подданных монарха в Российской империи, был дан 13 (25) мая 1815 г.[1109]
Для польского общества ни создание Царства, ни состоявшееся позднее дарование конституции не стало новостью – Александр всегда спешил обрадовать своих новых подданных и сообщал большие новости заранее. Так, о своих планах в отношении создания Царства Польского монарх написал председателю польского Сената графу Островскому еще 18 (30) апреля 1815 г., находясь в Вене. При этом содержание письма было разрешено обнародовать[1110]. В дальнейшем то, на каких основаниях будет устроено королевство, активно обсуждалось в прессе[1111]. Перед принесением присяги в июне 1815 г. в соборе Св. Яна также публично зачитывались дарованные Польше «основания коренного установления»[1112].Обращает на себя внимание, что Александр I отказался от идеи одновременного объявления о создании Царства и даровании конституции[1113]
. Откладывать долгожданную декларацию о восстановлении Польши император не желал, а написание текста Конституции требовало времени. Таким образом, создание автономии и декларация ее политической особости оказались разделены восемью месяцами.