Последний польский король. Коронация Николая I в Варшаве в 1829 г. и память о русско-польских войнах XVII – начала XIX в.

Отметим, что идея забвения едва закончившейся войны не была увязана с какими бы то ни было требованиями смены эмоционального режима в Польше. Монарх не стремился услышать от поляков слова раскаяния или получить признание вины. Более того, после окончания военных действий само указание на то, что император простил поляков за участие в Отечественной войне 1812 г., с его стороны – или в официальном нарративе – практически не звучало. Пожалуй, какие-то отголоски произошедшего можно обнаружить лишь в первые годы существования Царства Польского. Так, в известной речи Александра I, произнесенной перед польским сеймом в 1818 г., идея прощения была выражена в рамках устоявшейся к тому моменту универсалистской идеологии: «Россия, после бедственной войны воздав по правилам христианской нравственности добро за зло, простерла к вам братские объятья, и из всех преимуществ, даруемых ей победою, предпочла единственно честь – восстановить храбрый и достойный народ». В рамках предлагаемой трактовки[1091] Россия прощала Польшу без предъявления каких бы то ни было претензий (существование такой возможности в речи проговаривалось – у победы были «преимущества») и забывала обо всем произошедшем, повинуясь христианскому завету воздавать «добро за зло»[1092].

Быстро разнесшаяся информация о декларациях и поведении Александра I заставила находившихся во Франции поляков устремиться в Париж. Уже 12 (24) апреля, то есть менее чем через месяц после взятия русскими войсками французской столицы, великий князь Константин Павлович представил императору старые-новые польские войска, или, если говорить точнее, вчерашних врагов – сегодняшних братьев[1093]. Этот момент отобразил на картине «Смотр польским войскам, произведенный императором Александром I 12 (24) апреля 1814 г. на равнине Сен-Дени» польский художник Ян Хелминский[1094]. Встреча Александра I с 500 всадниками старой наполеоновской гвардии и 4 тыс. офицеров и солдат полевых войск[1095], разговор с офицерами, похвала их храбрости, обещание вскоре встретиться в Варшаве, провозглашение тоста за здравие храброй польской нации[1096] – все это не могло остаться незамеченным русскими войсками. Никто, однако, открыто не возмутился и не бросил Александру вызов.

Нельзя, впрочем, сказать, что краткосрочный саботаж тех или иных решений императора не имел места. Показательна история с освобождением польских военнопленных, находящихся на территории Российской империи. В. А. Бессонов и Б. П. Миловидов, исследовавшие вопрос положения польских пленных в России, подробно описывают относящийся еще к началу 1812 г. план фельдмаршала М. И. Кутузова определять пленных поляков для укомплектования императорских полков на Кавказе и в Сибири, указывая при этом, что, несмотря на принятое решение, подавляющее число польских военнопленных было оставлено на жительство во внутренних губерниях европейской части страны[1097]. Для наших рассуждений важной здесь оказывается информация, что движение части польских военнопленных, которые все-таки были отправлены на Кавказ и в Сибирь (более 10 тыс. человек), не было остановлено, невзирая на упоминавшийся выше манифест о прощении от 12 (24) декабря 1812 г. Иными словами, «российские власти на протяжении всего времени пребывания пленных в России… не давали полякам возможности избежать сделанного им назначения»[1098]. Ответ на вопрос, почему отношение к польским военнопленным было столь отличным от отношения к другим пленникам Великой армии и почему в 1812–1814 гг. можно зафиксировать «последовательное ущемление прав военнопленных поляков», В. А. Бессонов и Б. П. Миловидов видят главным образом в существовании практики «отношения к полякам не как к регулярным противникам, заслуживающим уважения, а как к мятежным подданным, достойным наказания»[1099]. Очевидно, что вне рамок репродуцирования собственно александровских установок (историки указывают, что современникам следовало уважать поляков как достойных противников, а не относиться к ним как в врагам) авторы оценивают положение дел вполне точно. Из всего пестрого этнического состава Великой армии Наполеона поляки идентифицировались как давние и злейшие враги, и стремление Александра I освободить их встречало в России серьезное сопротивление.