Последний польский король. Коронация Николая I в Варшаве в 1829 г. и память о русско-польских войнах XVII – начала XIX в.

Покидая Варшаву в ноябре 1815 г., император Александр I пожаловал Царству Конституционную хартию. Показательна форма, в которую была облечена монаршая воля: Александр I запечатал подписанную Конституцию в конверт, который было приказано вскрыть уже после его отъезда[1130]. Таким образом, отказавшись от церемонии «дарования», российский император подчеркнул, что конституционные нормы не были привнесены, они словно существовали в Польше вне всякого вмешательства Александра – последний лишь признал их объективное историческое существование[1131]. Таким образом император оказывался не столько главным действующим лицом, сколько медиатором – тем, кто содействовал осуществлению должного и восстановлению справедливости.

Такую форму одаривания, прямо не акцентированную, осуществленную как бы исподволь и даже скрытую, можно обнаружить не только в этом конкретном случае. Примечательно, что решение Венского конгресса о создании автономного Царства Польского, которое Александр I продавил, преодолевая сопротивление союзников[1132], монарх не маркировал как собственное достижение. По крайней мере, он не делал этого в польских землях. Напротив, с подачи российского императора создание Царства (Королевства) Польского настойчиво позиционировалось как консолидированное решение европейских держав. Таким образом возрожденная Польша становилась творением Европы, а не Александра. Созданная императором трактовка оказалась устойчивой: как уже указывалось, в польской публичной памяти, а равным образом и в научной литературе (прежде всего польской и англо-американской), Польша этого периода именуется Конституционным королевством или Конгрессовкой (Kongresówka, Congress Poland). Речь в данном случае идет об указании на гарантии Венского конгресса. Александра, как и России, в этой картине просто нет.

Интересные выводы можно сделать и анализируя вопрос о датировке польской Конституционной хартии. В самом документе фигурирует дата его подписания императором Александром – 15 (27) ноября 1815 г.[1133], вместе с тем обнародование Конституции было сделано почти месяц спустя, в сочельник – 12 (24) декабря 1815 г. Первоначально оглашение было назначено на 23 ноября (5 декабря), и церемония должна была состояться в присутствии Александра, который находился в этот момент в Варшаве. Однако затем она была перенесена на 25 ноября (7 декабря): причиной стала неготовность главного представительского помещения Варшавы – зала Сената Варшавского замка[1134]. Вслед за этим император получил просьбу от наместника Ю. Зайончека о вторичном переносе церемонии, на сей раз на 12 (24) декабря. Эту идею поддержал и Константин Павлович. Как сообщал монарху Н. Н. Новосильцев: «Его императорское высочество изволил объявить мне и другую весьма основательную [причину]. Она состоит в том, что к сему времени все возвращающиеся российские войска пройдут уже через В[аршаву] и потому по объявлении конституции на излишние тягости и требования места уже не будет»[1135]. Такие рассуждения Александр I счел резонными, что неудивительно, ведь во время своего пребывания в Варшаве император, по воспоминаниям Огинского, высказывался в схожем духе. Обращаясь к польским чиновникам, он, в частности, счел возможным указать: «Мне известно, что ваша родина сильно пострадала. Чтобы принести ей быстрое облегчение, я приказал в этой связи вывести из Царства Польского русские войска»[1136].

Таким образом, присоединенная к империи территория получила конституцию, когда русских войск, да и самого императора, в Царстве не было. Объявление же хартии, то есть указание на беспрецедентное укрепление прав Польши, накануне Рождества придавало всему происходящему библейское измерение. Существенно, что в России велением того же Александра Рождество было днем победы в Отечественной войне 1812 г.[1137] Его празднование с годами стало ключевой коммеморацией, связанной с войной, к этому дню готовились, его ждали. Без сомнения, празднование этого дня было особенно пышным. Камер-фурьерский журнал 1828 г. так описывал предписания, полученные чинами двора на рождественское утро: «Его Императорское Величество высочайше соизволил сего декабря 25 числа, в день праздника Рождества Спасителя нашего Иисуса Христа и воспоминания избавления России от нашествия неприятеля в 1812 г., съезжаться всем знатным обоего пола особам; а также Гвардии и Армии Штаб и Обер-Офицерам в Зимний Его Императорского Величества дворец по утру в 11 часу для слушания Божественной Литургии и благодарственного молебна, дамам в русском платье, а кавалерам в парадных мундирах»[1138]. Однако имперский праздник не имел никакого отношения к тому, что происходило в Царстве Польском, – такова была воля императора Александра. При этом последний, конечно, не мог не понимать, что он совмещает в одной точке празднование победы над врагом и награждение бывшего врага.