Я посмотрел на Ремзие, которая стояла рядом со мной.
— Мне как-то все равно, — произнесла она.
Труппа перестала существовать. Однако группа стояла на ногах. Бедность давала о себе знать — долги горсовету, лавочнику и другие всевозможные траты.
Надо было срочно искать пути возвращения домой. Смешно: туда — первым классом, обратно — в трюме.
— Продадим драгоценности, — предложила Макбуле. — Пусть мужики думают.
— И у нас тоже найдется что продать, госпожа. Пойдем на базар и продадим реквизит.
— Не переворачивай все с ног на голову, режиссер, — сказал Азми. — Ты все еще наш шеф. Мы в твоем распоряжении.
— Эх, да что это такое! Вы словно дохлые муравьи, — возмутилась Макбуле. — Слава Аллаху, ели, пили. Каждый, как мог, развлекался. Что, разве мы на службе? Мы же подписывали с этим типом контракт! Да разве у него души нет!
Все как-то расслабились. Отчаяние порождало странную веселость.
Макбуле запела:
— Застряли в чужой стороне, ох наплачемся.
Азми, словно в дни, когда мы были в лагере Зеказик, взяв в руки багламу[75], начал играть. Макбуле продолжала петь.
Все смеялись и плакали, жалуясь на судьбу. Как вышло, что все эти люди стали одной большой семьей? Однажды даже сыграли орта-оюну. Потом Хаккы показал фокусы. Горбун выступал его помощником.
Я заметил, как Ремзие задумчиво смотрела из своего угла.
Пучеглазый, вспомнив о долгах за проживание в отеле, да и о других тоже, предложил:
— Давайте проведем гала-спектакль. Расскажем о своем затруднительном положении и попросим помощи.
У меня волосы встали дыбом. Внезапно Макбуле вскочила.
— Да не думайте вы об этом, — воскликнула она. — Давайте лучше сыграем в «Аршин Мал Алан!»
Ходжа тоже вскочил. С энтузиазмом бродячих артистов они стали играть вдвоем.
— Ну, ребята, дай Аллах вам здоровья, — закричали мы все разом.
— Не порть игру, — время от времени умолял ходжа Макбуле.
Третий вечер. Вместе с дождями пришли холода. А мы продолжали веселиться в холе отеля.
— Дружище! У меня есть тысяча золотых! — успел прокричать он.
Его подняли на ноги, забрали золотые, однако тем самым он спас себе жизнь. После этого он уехал заграницу. Был в Германии, объехал всю Европу. Занимался разными делами, начиная с незначительных до управления баром и казино. Иногда сидел на мели, иногда бывал в выигрыше. А сейчас занимался поставками грузов по узкоколейке от Сиваса[76] до Эрзурума.
В Эрзуруме он пробивал некоторые дела инженеров. Даже один немец, говоря с господином Зафером по-немецки, часто называл его Восхитительный Зафер и так подбирался к театру то с одного конца, то с другого. Он был неисправим.
Он походил на барса: полный жизни, крепкий и подвижный, с густыми бровями и огромным носом.
Увидев нас, господин Зафер вспомнил годы, когда работал в баре и казино. С каждым из нас он завязал дружеские отношения. Он был простым, хорошим и доброжелательным человеком. И к каждому имел подход. Вплоть до Дядьки-араба, он всем делал комплименты. Он так был похож на нас, что без проблем вписался в нашу компанию. Когда он иногда в сердцах произносил бранное слово, то говорил:
— Клянусь Аллахом, я не достойный вашей компании человек! Пойду и запрусь сейчас в своей комнате! — И уходил к себе.
Господин Зафер рассказывал, что в том момент, когда нож коснулся его шеи, жизнь для него закончилась.
— Я был разбит. Мне было не до денег! — объяснял он.
Это была ночь, когда жизнь для нас заиграла новыми красками. На улице шел дождь. В отеле затопили печь.
Господин Зафер уделял большое внимание этикету. Однажды, когда мы собрались все вместе, он обратился к толкающемуся посреднику:
— Тебе не стыдно? Скажи спасибо, что тут женщины, не то я бы сказал тебе пару ласковых!
Больше всех он уважал Макбуле.
— Госпожа была с мужем в Германии, — говорил он и целовал ей руку.
Так как все посмеивались друг над другом, ходжа стал подтрунивать над Макбуле:
— Честное слово, он на тебя запал. Ночью хорошо закрывай двери. Вопли и плач денег не стоят. На наших глазах пострадаешь ни за что. С другой стороны, тип порядочный, да и богатый. И настоящий мужик!
Ходжа, надев искусственный нос и скосив глаза на Макбуле, начинал показывать, как господин Зафер будет объясняться ей в любви, если они обручатся.
Все громко смеялись. Даже Дюрдане. А Макбуле бесилась, так как не выносила смех Дюрдане, со стороны походивший на язвительную усмешку.
Без какой-либо причины господин Зафер стал объектом насмешек. Однажды ходжа, нацепив искусственный нос, подошел к ней и произнес:
— За твой этот маленький нос хоп и схватит!
— Отстань, я нос этого типа вот так раздавлю! — закричала Макбуле и набросилась на ходжу.