Поймы и балки покрылись густым утренним туманом, из плотного одеяла которого, то тут, то там возвышались верхушки крон деревьев. Где-то в густой их зелени перекликались горлицы, надрывались скандальные стаи воробьёв, оповестившие окрестности о том, что солнце вот-вот покажется из-за горизонта.
Коровы звали своих хозяек, протяжным мычанием умоляя опустошить их тяжелое вымя, а те, причитая, с пустыми ведрами быстрым шагом шли в хлева: «Почекай, рiдненька, почекай…»
Утреннюю деревенскую идиллию нарушил грохот несущейся в штаб тачанки. Возница, привстав на козлах, хлестал пару запряженных коней, словно уходил от погони.
— Тише, тише, Ванёк! Загонишь красавцев, успеем, — остудил пыл кучера пассажир в папахе. Его спутница, одетая в кожаный пиджак, с алым платком на голове, наслаждалась свежим воздухом и с удовольствием подставляла лицо встречному ветру, опираясь левой рукой на станину пулемета.
— Галя, оставь Максима в покое! Ты у меня не для стрельбы, а для идеологии!
— Нестор! Ревновать к пулемету — глупо.
— Галочка, я сколько раз учил — со мной не спорить! И этот платок! Ну смени уже его на какой-нибудь другой! У тебя полный сундук одежды! Троцкий нас вне закона объявил, а ты все тряпку эту таскаешь, не вводи в заблуждение крестьянский люд!
— А вот прямо сейчас и попрощаюсь с ним! — сквозь грохот колёс и подков о булыжную мостовую Нестор Махно расслышал эти слова с трудом, но улыбнулся, когда увидел, что его жена Галина развязала сзади узел и, взмахнув пару раз красным куском материи, отпустила его на волю встречному ветру.
— Вот, другое дело! А то лазутчики подумают, что к комиссарам в плен попали! Хлопцам нашим не спится, глянь-ка, Галя!
На улице, вдоль забора штабной хаты группами разговаривали между собой крестьяне-добровольцы, которые теперь, после разрыва Махно с красными, именовались бойцами Революционно-повстанческой армии Украины.
— Так я ж и кажу: а ну руки в гору! — Павлуха не пошел спать, ожидая развития событий, и теперь увлеченно доносил до любопытствующих сослуживцев подробности своего первого подвига.
— А они шо? — выпустив густое облако табачного дыма, поинтересовался здоровый усач в гимнастерке, подпоясанной каким-то ярким кушаком, под который рукоятью была вставлена граната.
— Так шо они супротив моего винтаря? Обделались, конечно… Потом всю дорогу жалились, просили дозволить руки опустить.
— А ты шо? — раздалось из-под прокуренных усов. Их обладатель категорически отказывался верить в Пашкины россказни и очень злился из-за того, что шпионы появились на выселках после того, как он сменился.
— А я кажу, держать! Держать руки над ушами! А то пальну прям в голову! — вчерашний караульный не на шутку разошелся, обнаружив вокруг себя восхищенную аудиторию. От провала его спасла тачанка, появившаяся в начале улицы.
— А вот и батько! — все взоры обратились в сторону мчащегося к штабу экипажа.
Остановив коней практически в самой толпе единомышленников, возница вызвал бурю восторга:
— Шальной наш Ванька!
— Не картоху возишь, атамана!
— Эх, как примчал!
Махно первым спрыгнул на землю, поправил папаху и, не обращая внимания на радостные возгласы земляков, галантно подал руку своей жене. Галина поднялась с сидения и на какие-то несколько секунд задержалась, осмотрев сверху толпу махновцев. Ещё не так давно она работала учительницей в земской школе Гуляйполя, а теперь, вместо того, чтобы проверять детские тетради, Галина Кузьменко, сменившая осенью восемнадцатого мел на парабеллум, повсюду следовала за мужем.
— А говорят, у Махно сброд воюет! — батько громко обратился к мужикам, рубанув рукой воздух. — Это кто ж такой бравый, что один двоих арестовал?
Из глубины окружившей Махно толпы раздались возгласы:
— Иди, Павло!
— Покажись атаману! — крестьяне крутили головами в поисках героя.
Смущенный парень оказался в первых рядах, прямо перед Нестором.
— Та це я…
— Один? Обоих? Так молодец, хлопчина! — батько схватил юнца за плечи и принялся их трясти.
— Первый раз в караул пошел!
— Во дает малец! — не успокаивались присутствующие, будто Павло как минимум сам взял в трофеи бронепоезд.
— А ну, Пашка, пошли, им в очи глянем! — Махно направился к калитке и мужики расступились, давая ему дорогу.
Во дворе штабной усадьбы было люду не меньше, чем на улице. Все они обступили кругом лавку, на которой спиной друг к другу сидели связанные Пётр и Александр. Их утро было мрачным и тоскливым: Задов не стал ждать, пока курьеры отоспятся, а растолкал и связал их, как только прибыло подкрепление.
— Ну что, соколики, говорят, заблудились? — Махно уже знал краткое содержание ночной беседы и понимал, кто перед ним — Лёва послал гонца, после доклада которого Нестор бросил всё, сел на тачанку и помчался в Сентово.
— Лёва, что скажешь? — атаман не считал нужным скрывать что-то от своих людей и решил устроить совет прямо здесь, во дворе.
Задов, терзаемый головной болью после ночного возлияния, уже успел облиться колодезной водой и прийти в себя. После этой, многократно проверенной на практике процедуры, замначальника контрразведки имел вид свежий и решительный.