Последний приказ Нестора Махно

— Не нахожу, товарищ старший майор. Обстоятельства обнаружения этого документа нам доподлинно неизвестны, удалось заполучить только этот один. Всё, что могу сказать. Продолжаем работать.

— Вот, опять завидую вашему спокойствию, капитан. — Розанов встал, обошёл стол и направился к своему рабочему месту. Доверительный разговор с Задовым не сложился, теперь он мог занять своё кресло.

— Я имел неприятный разговор с Ежовым. Товарищ народный комиссар встревожен сложившейся ситуацией и требует гарантий, что бумаги Махно не всплывут на Западе в качестве компромата. Кроме того, он требует принять адекватные меры к сотрудникам, допустившим халатность.

Розанов следил за реакцией капитана Зиньковского после каждого своего слова, но выражение лица Лёвы оставалось неизменно спокойным.

— Если товарищ народный комиссар считает, что я вхожу в число этих сотрудников, то я готов понести взыскание.

— Ну, если бы дело ограничилось только взысканием, — прервал его начупр. — Кто завалил разведывательную сеть в Румынии?

В кабинете повисла очередная пауза из разряда тех, что электризуют атмосферу. Теперь Задову приходилось обдумывать каждое свое слово.

— Достоверно установлено, что причиной провала стала ошибка резидента Тамарина на месте, в Бухаресте. Наличие румынского осведомителя в своем отделе я исключаю. Контакт с сетью вёл лично, — ответил Задов.

— Остальные?

— На связь не выходят. Трое из пятнадцати точно арестованы. Тамарин и Лариса в Бухаресте, Турист в Кишинёве. На данный момент связи с румынской резидентурой законсервированы. Велик риск провала остальных. Разберёмся в расстановке сил, тогда двинемся дальше. Сейчас работаем над внедрением новых персонажей.

— Товарищ капитан госбезопасности, — Розанов встал, заложил руки за спину, и, слегка наклонив голову вперед, продолжил. — Вы можете быть свободны. Пока…

Одесса, ул. Жуковского. 4 января 1937 г.

— Лёвушка! Бросай свои гири! Дети тебе блинов не оставят! — Вера, одетая в любимый передник для кухни, выложила на стопку последний пышущий жаром блин.

Девятилетний Вадик, пытаясь расправиться со сложенным треугольником дымящимся блином, уронил его на пол.

— Вадик! — старшая сестра Алла, державшая над ним шефство, строго посмотрела на брата, тут же сползшего с табуретки под стол. — Папа, он опять несуразный!

Отец семейства, закрыв окно, поставил гирю под кровать и, накинув на шею полотенце, отправился на кухню.

— Кто тут у нас бузит? — Лёва потрепал сына по голове и подвинул ему плошку со сметаной. — Макай, холоднее будет. И, если хватанёшь горячего, дыши вот так! — отец открыл рот и сделал несколько мощных выдохов.

— Садись, садись, всю кухню занимаешь! — Вера подвинула мужу табурет и принялась наливать детям молоко. — Такая удача, молочницу застала на рынке. Аж три литра купила.

— И сметанки? — с полным ртом, обжигаясь, спросил Лёва.

— Дыши, папа, дыши! — Вадик повторил фокус, который ему только что показал отец.

— И сметанки! На столе же стоит.

— Та не… Сметанки тоже три литра? — дети рассмеялись, глядя на отца, испачкавшего подбородок сметаной.

— Папа, а ты сегодня дежурный? — Вадик справился с очередным маминым произведением искусства и заходил, как обычно, издалека.

— Нет, Вадя, не дежурный. Сегодня Петрович на работе. А чего спрашиваешь? Уже придумал что-то?

— Да. Мне нужен аэроплан. Можно маленький.

— Фууух… Вот это хорошо… Я уж было подумал, как у Чкалова.

— Не, пап! Вот такой надо, чтобы крыльев было два! — Вадик понял, что редкий выходной в компании отца может стать продолжением новогодних праздников.

— Двое крыльев. Нет. Две пары крыльев. Биплан! Точно. Такой аэроплан называется бипланом! — Лёва вытер руки о полотенце и обратился к жене:

— Верунчик, а инструменты мои ты ещё не выбросила?

— Что ты, Лёва, в чулане. Паутину с них убираю иногда, — Вера принялась мыть посуду в тазе с тёплой водой. — Кстати, тебе же письмо, Лёвушка. В ящике лежало, наверно утром почтальон принёс.

— Давай! Люблю открытки разглядывать!

Задов вскрыл конверт, но там оказалась не новогодняя открытка, а сложенный вдвое лист, исписанный убористым женским почерком. Лёва встал и вышел в коридор, читая про себя на ходу:

«Нам точно известно, что документы агента Тамарина находятся в вашем распоряжении. Судьба его и всех, кто задержан сигуранцей по этому делу, находится в ваших руках. Вы имеете возможность спасти им жизнь. Для нас эти люди ценности больше не представляют — ваша агентурная сеть обезврежена. Предлагаем обменять Тамарина и его помощников на оказавшиеся у вас бумаги. В случае согласия — дайте знать через известную вам парикмахерскую. В знак нашей доброй воли хозяйка салона вернётся к своей работе с 10 января. В противном случае будем вынуждены довести до ведома старшего майора Розанова подробности вашего общения с румынскими спецслужбами в 1921—22 годах.

Полковник Радван».