Последний рассвет Тарайи

– Небо погибает, – тихо прошептала Ирелия. Поджав колени к подбородку. Она сидела на плотной кожаной куртке, которую участливо постелил ей Качудай.

Троица остановилась на привал, обосновав себе место под раскидистой кроной хвойного гиганта, защищавшего от опостылевшего дождя. С того момента, как выбрались из реки, до самого вечера шли почти на ощупь, блуждая от одной рощи к другой, пока не оказались в горной гряде, сплошь поросшей крупными дубами и сепрами, как называла их Ирелия. Сепры чем-то походили на пихты – такие же пышные иглы, только раза в три больше, как и сами деревья с необъятными стволами, стремившимися ввысь, теряясь в мрачных тучах. Окончательно заблудившись, Ирелия тут же взяла на себя инициативу проводника, спорить никто не стал.

– От чего же оно гибнуть должно? – удивился Качудай, высекая хорошую искру, проводя узорчатым степным кресалом по лезвию клинка, в попытке поджечь сырой трут.

– Вода из щита уж сколько льется, а как закончится, то одни утонут, а других сожжет Ассирий.

– Да не бывает такого! – усмехнулся степняк, – В степи у нас перед холодами по деснице льет, да так льёт, что в пору коней на ладьи менять, и ничего, живы все. Польёт, да перестанет, не печалься. Хотя ты дочь правителя, наверняка не в привычку тебе такое…

– Мидея иначе устроена, на ней давно нет щита, но он был, а когда рухнул, то и погибло почти всё живое, а кто выжил, уж иными стали и жизни свои сократили во многое число кругов Ра вашего, – возразила девушка.

– Ильм сказывал об этом, – поддержал её Зор, сидя с прикрытыми глазами, прислонившись к шершавому стволу дерева. Он был вымотан за эти дни настолько, что мысли путались, как никогда, заполняя разум каким-то бредом, мешая сосредоточиться на реальности.

– Мне сложно понять такое, – вздохнул облегченно Качудай, наконец, раздув долгожданное пламя. Костерок потихоньку начал разгораться, придав немного бодрости и настроения.

– Румды оружие принесли с собой, и небо рушат в этот раз. Все думали, что они в землю полезут камень огненный добывать.

– Странные они, сами же и гибнут, этого я тоже не понимаю.

– Каращеи решают.

– Румды рабы?

– Никто не знает, но они делают так, как решат каращеи. Раставан сказывал, что у них договор с румдами и те будут делать то, что каращеи укажут в определенное время.

– Но почему каращеи указывают им губить Тулею, если цель их, как вы все говорите – Мидея и Урай? Причем здесь ваша земля? Причем здесь румды и недра?! Да причем здесь даже наша земля? Каращеи шли к нам, но попутно шли на Урай, а еще между делом решили вас сгубить?! – возмущался Качудай, искренне не понимая всех этих переплетений, интриг, устроенных непонятно зачем, – На моей памяти и памяти моих предков – ни один великий завоеватель не поступал и не поступил бы столь глупо. Но судя по тому, что каращеи не в первый раз приходят, а земли наши живы, то завоеватели из них так себе, хоть и воины отменные.

– Здесь в ином суть, я это понял, как только мы ступили на Тулею, – вновь вклинился Зор в беседу, продолжая неподвижно сидеть, не открывая глаз.

– В чем же?! – полюбопытствовал степняк, глядя на друга исподлобья, по одной хворостине подбрасывая в огонь.

– Не знаю… Пока не знаю, но узнаю обязательно!

– Может, и нет ничего, а они просто никудышные вояки?

– Зор право говорит, – поддержала Ирелия, – Если бы Каращеи хотели придать забвению наши земли, скорее всего они бы это сделали очень быстро.

– Тогда не понять мне, – хмыкнул степняк, – может они хотят империю построить, а всех рабами в услужение, вот и не особо рьянствуют?

Ирелия в ответ пожала плечами, поежилась, коротко вздрогнув от пробежавшей по телу дрожи.

– Ты к очагу ближе, ближе! – подскочил тут же Качудай со своего места, в попытке помочь ей придвинуться к огню. Он вообще очень много за эти дни беспокоился об Ирелии, порой неуклюже проявляя свою заботу, сокрытую под черствостью и грубостью степного воинствующего нрава.

– Ты сказывал, будто женщина у очага должна быть? – придвинулась девушка, пристально посмотрев на него.

– Это же огонь просто, – засмущался степняк, а в груди сильно застучало, глаза его забегали из стороны в сторону.

¬– Что же за очаг такой?

– Дык воин уставший с брани возвратившись тепла завсегда желает. А тепло то – очаг, вокруг которого жена, да дети взращены. Это дом каждого, где отдохнуть можно в объятиях жен, да с пряной чаркой алдык-бая, – зажмурился Качудай, представив себе сейчас уютный шатер.

– Наверняка это великое благо! – улыбнулась девушка в ответ, прочувствовав состояние Качудая в этот момент.

– Великое!

– И что же брань та, важна?