Последний рассвет Тарайи

В пятках ног образовывался вихрь мощной энергии – он не возник из ниоткуда, а был его собственным, Зор понял это ясно. Зародившийся вихрь в ногах вдруг обдал их сильным теплом, будто рядом загорелся костер и медленно потянулся вверх. Зор чувствовал, как по мере продвижения вверх та энергия множилась, но вот движение ее было очень трудным, болезненным. Поток тепла рос, а его стремление с каждым мгновением только увеличивало напряжение движения, словно натягивалась тетива. Зор против воли провалился, как ему показалось в какое-то сокрытое собственное «Я» и уже мог созерцать ту энергию, но не взглядом привычным, а иным зрением, неподвластным простому человеку. Гариец ощущал свою собственную искру, она сияла ярче тысячи солнц, но тот свет был более приятен, чем ярче он становился. Энергия целеустремленно двигалась вверх, словно кто-то ее тянул через силу сквозь множество нескончаемых преград. Зор себя сейчас ощутил самым настоящим воином, но не тем, кто вершит смерть врагов, а воином иного уровня – того, который действительно несет тот самый мараджават, а этот священный бой длится целую вечность, и окончания ему нет. Усталость бремени давила монотонно на душу, понукая сдаться, сложить это треклятое оружие, но он терпел и уже весь истерзанный полз на стертых до костей коленях вперед, дав себе зарок, завершить этот бой, во что бы то ни стало. Но вот искра вдруг вспыхнула ярче, обдала ноги жарким пламенем и, порвав невидимую преграду, оказалась уже в груди. Чувство вдруг резко сменилось и воин исчез, ушел на другой план, стал бесполезным, бессмысленным, изжившим себя в других жизнях, а на его место встал пробудившийся жертвенник, который с таким же рвением, во чтобы ни стало пытался спасти жизнь как таковую. Этот жертвенник был раздираем дикой болью, будто сердце его терзали вечно стервятники, не давая ранам заживать, отчего то сердце было открытым и большим. Он ставил своей целью помочь всем, абсолютно всем и уготовил себя в жертву за жизни чужие, чужие ошибки, неудавшийся опыт, это и было сутью его существования – болезненного, скорбного, самоотверженного, ради других. И он терпел, умирал, позволяя сдирать с себя плоть, выклевывать большое сердце, чтобы накормить других… Искра вновь вспыхнула, переместившись к шее, разгоревшись еще ярче. Жертвенник исчез, как и вся боль его существования, а на его место встал созидатель. Рассудительный, умный, с незатухающим порывом – он стремился к творению во всем, к поиску нового, лучшего, идеального и старался изо всех сил создать идеальную жизнь, в которой не будет простаков, воинов, жертв, не будет этих ступеней, которые он вынужден был идти из жизни в жизнь. Он сочетал в себе те прежние свои качества, имел их опыт, чему был несказанно рад. Тот созидатель импровизировал, вершил красивые миры, порой идеальные, но в них всегда чего-то не хватало, и он бросался на поиски, совершенствовал своё мастерство, строя более совершенную жизнь, убирая изъяны прошлых ошибок, ведь цель его была – гармония. И вот новая вспышка озарила пространство, и энергия поднялась к голове. В поиске истины возник вдруг мудрец, который степенно взирал на мироздание. Он уже не стремился к созданию гармонии, а жил в попытке разгадать ту единственную загадку истины, над которой бились неосознанно простаки, воины, жертвенники и созидатели. Мудрец был преисполнен опытом всех их, и он уже не распалял свою жизнь на пустое, как ему казалось бесполезное, ложное. – «Все – есть ложь!» вертелось постоянно в разуме мудреца, как преграда и как отрезвляющая мантра, и он пытался всячески обойти её, разгадать секрет того притвора, чтобы суметь отворить наконец правду. Вспышка! Искра рванулась изо всех сил вверх и, оказавшись где-то над головой, стала увеличиваться в размерах, разливаясь в пространстве, сливаясь с ним в единое целое, пока не заполнила его собою. Свобода…

Темнота… Что же стало дальше? Что дальше?! Дальше…

Хлесткий удар по лицу заставил очнуться. Гариец сидел на земле, вертел головой.

– Я понял! – выпалил Зор, окидывая окрестности сумасшедшим взглядом, – Понял… – уже не так уверенно повторил, – Аэхх! – ударил он кулаком по земле.

С каждым мгновением, как он приходил в себя, из памяти стиралось абсолютно всё, что он сейчас пережил. Нет, он прекрасно помнил стремление искры вверх, но совершенно не помнил тех чувств, которые испытывал в те моменты. Единственное, что удалось вытащить с собой из этого странного дурмана, что они были чувствами откровений. Чувствами его жизней, которые он проживал, в порыве набираясь того опыта, чтобы однажды открыть эту заветную дверь, где и была истина.

Зор поднялся, осмотрелся. Он стоял на зеленой бровке, ведущей к острову с шаром. И никого в округе. Сапоги были надеты, все цело, меч в ножнах за спиной.

– Эй! – выкрикнул он, вертя головой по сторонам, – Ты где!? – но никакой девушки рядом и в помине не было. Он потянул носом воздух и уловил едва различимый тот самый цветочный аромат дыхания незнакомки.