Зору даже показалось в какой-то момент, что он перестал ощущать усталость, а реакция и скорость увеличились настолько, что приходилось даже тормозить себя, иначе тело шло в какой-то дикий разнос. Врагов было так много, что каждый взмах меча достигал какой-либо цели обязательно. Наконец свободное пространство стало увеличиваться. Противник редел. Уцелевшие румды расползались в стороны, где их добивали мидейцы. Варров не осталось ни одного, а оставшиеся дарбы до последнего рвались к Зору, видимо тот камень был слишком важен.
Зор резко выдохнул через ноздри, подобно разъяренному буйволу, сделал шаг в сторону и легким изящным взмахом меча, снёс голову последнему дарбу…
В ушах стоял противный шум, голова разрывалась на части. Гариец стоял посреди кучи обезображенных окровавленных тел. Его ноги затряслись вдруг, что уже не получалось на них удержаться и Зор рухнул на колени, воткнув меч в землю, опираясь на него, как на клюку. Дыхание стало сиплым, сбивчивым, суматошный ритм сердца беспорядочно толкал кровь по телу, что вскрылась рана на лице, уже успевшая покрыться коркой – из неё потекла тонкой струйкой бурая влага, застилая лицо.
– Не гоже на чужбине помирать, – кричал Маргас, спеша к нему.
Зор видел всё за мутной пеленой глаз. В голове всё кружилось в каком-то дурном ритме. Уставшее сознание плыло, клонясь, как солнце к горизонту, хотелось дико спать. Наступила вдруг тишина. Мрак.
Глава 25
Огромная гора высилась над парящим островом, на котором стоял Зор. В последний раз, что он помнил, так это был слабый склон по отношению к дереву, но сейчас гора была под стать. Дерево вымахало в самую непроглядную высь, золотистой кроной закрыв весь видимый небосвод. Остров парил совсем близко у склона. Ещё чуть-чуть и можно было бы попытаться допрыгнуть до вожделенной вершины, но Зор одергивал себя, принуждая разум к терпению. «Уб-тар кумен дар, да дао джават маран…» – шептал он себе под нос поговорку, которую неоднократно слышал когда-то в другой жизни от степняка, что означало – «Мелкому да слабому и пыль – золото, а сильному и мира мало».
Он прохаживался из стороны в сторону, в какой-то момент останавливался, поднимал взгляд в небо, замирал, вглядываясь в причудливые танцующие узоры, создаваемые блеском золотистых листьев, срывавшихся с кроны. Они в красивом полёте летели вниз и те, которые осыпались на гору, оставались на ней, замирая тусклым свечением, а те, которые летели дальше – не долетая земли, растворялись в воздухе мелкой золотой пыльцой.
– Я понял! – выкрикнул Зор, продолжая смотреть вверх, – Они и есть мои стремления?!
– Тебе виднее, – раздался рядом знакомый бархатистый голос.
Зор обернулся. Позади стоял стальной гигант. Он так же замерев смотрел в сверкающее листопадом небо.
– Стремления полностью осознанные, это они, – кивнул Зор на застывшие листья на склоне, – а те, что тают – порой непонятны и сложны. Они лишние, ненужные, пустые, мешают строить тот фундамент, высить эту глыбу разума, отнимая силы, растворяясь в конце своего полёта пылью…