Последний рассвет Тарайи

– Не произноси слов таких, Борей, и я жизнь тебе дарую! – Сквозь зубы процедил Качудай исподлобья глядя на того. – Он не раб и рабом быть не может! За собаку степную я прощение тебе дарую, за раба же смерть приму, если нужно, не убоявшись стана твоего! Урус-Зор – воин великий… Мы – воины всевышнего на пути бесконечного полёта, знай это, Борей, и помни всегда и когда издох последний делать будешь!

– Ахах-хах! – Вновь засмеялся Борей, гарцуя перед воинами. – Вы слыхали? Этот голодранец думает, что Всевышнему нужны такие! Эй, Качудай, да Гаруда давно уж гнев свой обрушил, что стан твой забрал себе. Или ты думаешь, что самый хитрый и изворотливый?! Ты воинов справных своих в степи растерял! Ладно… Я воин честный, ты знаешь, Качудай. Иди в стан мой, а раба я забираю! Кстати, где твой Абардыш? Хороший конь ведь был, его тоже угробил? А я ведь золота давал тебе за него хороший буртук, – Усмехнулся сирх.

– Ты не слышишь, что говорю, Борей, хотя уши тебе боги даровали, когда из утробы лез! – Качудай стал медленно пятиться назад на пригорок к Зору, нервно озираясь по сторонам. – Каращеи травы наши топчут! Не время распри нам устраивать. Вам не выжить на гряде, если туда собрались. Лучше клятву понеси Урусу и встань под его крыло, наветы внимай, ни слова не упуская! Верь мне, Борей, и вы жизни сохраните, и наши дети род продолжат! Не услышишь – погибель понесёте!

Зор молча наблюдал за перепалкой двух сирхов и четко понимал, что видел сейчас совершенно другого Качудая. Он был не тот степняк, которого он вязал тогда на гряде, когда они на него напали. Не волк в поисках очередной добычи, а настоящий воин Земли. Пусть грязный, уставший, сильно измотанный многодневными переходами и стычками с каращеями, представлял собой жалкий вид, но сутью был велик и порывы его высились над ним многократно. Качудай был готов к смерти без оглядки, без тени сомнения. Он был готов умереть за него, за гарийца по крови, но самое важное было в том, что он готов был жизнь отдать не за добычу, не за свою шкуру, а за волю, за род будущий, за Землю общую. Разум Зора ликовал, несмотря на паршивое положение, что он невольно улыбнулся своим мыслям, чему удивился пятившийся Качудай, обернувшись и заметив это.

– Ты разумом тронулся, Качудай? – Уже не весело вопросил Борей. – В путы обоих! ¬– Скомандовал он, и четверо направили своих коней к пригорку.

Качудай обнажил мечи, оскалился. – Прости, Урус-Зор, сирхи не ведают, что творят…

Четверо спешились, приготовив веревки, к ним подскочили на помощь еще четверо, обнажив мечи.

– Стойте! Он сын Ас-Сура-Ра-Амаран-Амура! – Закричал Качудай, выставив перед собой клинки.

Земля вдруг мелко задрожала, все замерли на своих местах, озираясь по сторонам.

У видимого горизонта клубился большой столп пыли, с огромной скоростью летевший в их сторону. Он понемногу рассеивался по мере приближения, проявляя очертания всадников. Топот копыт стал уже явно слышен. Огромные вороные несли своих седоков не зная устали. Их было около десятка, может чуть больше.

– Эх, по следу вышли всё-таки, – раздосадовано пробурчал Качудай.

– Кто они? Гарийцы? – Неуверенно вопросил Борей, заметно занервничав.

– Уходите! – Выкрикнул Зор, обратившись к сирхам. – Уходите, и жизни сохраните!

– Борей, дай коней, нам не уйти, Урус телом хвор после боя вчерашнего! – Закричал Качудай. – То каращеи, ну черные бекеты которые!

– Ты явно умом болен, бывший куфир! Бекеты в сказаниях лишь, откуда им здесь взяться?

– А-ах! – махнул рукой Качудай, рванулся к одному из верховых, схватил того за руку и четким движением выбросил из седла. – Сюда, Урус-Зор! На нём уйдёшь! – Кричал он, но Зор не слышал, а на бывшего куфира уже набросились с веревками.

Молодой гариец ничего уже не слышал, он медленно выдохнул, прикрыл глаза. Вокруг него заклубился небольшой вихрь ветра, что сирхи в суеверном страхе отпрыгнули в сторону. Далёкая, давно позабытая песнь звучала в его сознании, пробиваясь из потаённых закоулков памяти. Знакомые звуки из детства успокаивали. К ним вдруг присоединился красивый и невиданный до того шепот звезд, голос Тараий коснулся разума. Песни переплетались, создавая невероятный симбиоз, наполненный потоками жизни, возрождающего света, что стало так хорошо, будто мир явился истинным своим проявлением. Не только разум, но и тело отзывалось благодатью созидания. Животворящие реки неслись с невероятной скоростью, залечивая каждую клетку раненой плоти.