Последний рассвет Тарайи

– Пустой ваш путь, Сирхи, потому, что вы никто и ничто – помните об этом, знайте об этом, живите с этим! – продолжал надрывать глотку Качудай.– Погибель несёте и за погибелью гонитесь! Каждый из вас знает про сказ о бекетах черных, но никто не верил, а они уже топчут наши травы. Оглянитесь, сирхи! Оглянитесь и посмотрите! Боги обрушили свой гнев за путь пустой на вольного воина степи, и многих уже призвали к ответу, оставив самых лучших, в надежде, что они ступят наконец-то на путь настоящий, на путь света, жизнь творящий! А всё почему? Потому что вы снова никто и ничто! Смотрите, сирхи, вокруг себя, любуйтесь маревом черным, ощутите миг бессилия, длиться который теперь будет вечность! Вы станом ходили от лета к лету, а теперь половины, как не бывало и если бы не Урус, то небывало бы всех, уж верьте Качудаю! Урус-Зор слово Гаруды несет и только по его велению вы живы, но жизни ваши ничто, пока делом не укажите, что хоть каплю алдык-бая они стоят, а доказом тому станы Куван-Дары и Мехдиса – их больше нет, ваших женщин нет, ничего скоро не будет! Вам честь выпала дань уплатить Большекрылому. Если не остановим Каращеев сейчас, растворится Сарихафат в летах и даже вспомнить некому будет о нас, потому, как не будет никого, каращеи истребят всех!

Качудай спрыгнул с лошади, подхватил мечи.

– Прости, Урус-Зор, что ослушался, но сирхи сиротеют, им выбор держать нужно.

Зор молча сидел с закрытыми глазами рядом с раненым Бореем, положа свою ладонь тому на лоб. Он был погружен в глубинные потаенные закоулки своего сознания и пытался оттуда вытащить те волшебные волны, звуки, которые ощущал, слышал когда-то от матери. Он пытался хоть как-то помочь раненому сирху – облегчить боль, передать часть своей искры, чтобы тело легче могло залечить свои раны. Борей поначалу тяжело дышал, затем дыхание успокоилось, боль стихла и он уснул. Этого было достаточно и это было всё, что Зор мог сделать в своем нынешнем состоянии.

– Не гневайся, Урус-Зор! – повторил Качудай.

– Не будет никакого выбора! – коротко отрезал молодой гариец, поднялся и направился к воде.

Всё его тело снова начало ломить от боли, навалилась усталость. Новая стычка потрепала вчерашние раны, хоть и заживали они довольно быстро. Подойдя к одному из колодцев, он наклонился, зачерпнул пригоршню воды, умылся, утолил жажду. Зор находился в растерянности. Он вновь находился в смятении, не понимал, что происходило и как это остановить. Глядя вокруг, на десятки растерзанных тел, разум то и дело охватывал мимолетный страх. Страх за происходящее, страх за неспособность остановить этот хаос. Неужели это был тот самый путь, о котором толковал тот гость в сновидении? Неужели все эти смерти и были той пресловутой истиной, которая являлась настоящим мирозданием, и которую он так и не мог хоть сколько-нибудь понять?

– Не гневайся, Урус-Зор… – Тихо подошёл Качудай. – Смотри, я ремни справил хорошие для меча твоего, давай приладим? – Зор кивнул, и степняк взялся вязать два длинных ремня к ножнам, крепко перетягивая их по краям тонким кожаным жгутом. – Сирхи народ простой. И знаешь, не сирхи тогда смерть принесли в Звездный Храм, что у излучины Вишьи, то Тариман с драконами своими. Я юн тогда был еще и станом отец мой правил, когда Драконы Красного Солнца в Сарихафат пришли и большой буртук золота несли, чтобы мы войском на Гарию пошли. Нам-то всё одно на кого идти, а о Гарии и вовсе не ведали тогда. Но ты знай, Зор, что сирх никогда меч свой не поднимет супротив жены хоть своей, хоть чужой, и это был главный уговор. В рабство увести могли, но кровью жён оружие сирх никогда не кропил, ведь Гаруда не простит… Тогда Тариман в одежды наши однажды воинов своих рядил, мечи да луки наши брал и ходил несколько раз малыми отрядами куда-то. После одного такого похода и принес он отрез красный, да на руку повязал себе. – Качудай привязал хлястик, удерживающий рукоять меча, чтобы тот не выскользнул без надобности и протянул Зору, – Готово!

– Ты хороший мастер, Качудай! – Взял он своё оружие, разглядывая обновку. Два ремня были привязаны к основанию и краю ножен таким образом, что меч теперь можно было носить за спиной, и он не мешал в пешем походе.

– Верь мне, Урус-Зор! Но ты знай, что я все равно буду помнить, как жизнь погибала в том Храме, как свет убивали, хоть я и не видел этого. Всегда буду помнить и в миг смерти не забуду, на том зарок мой и слово Качудая!