Последний рейс

С улицы доносится собачий лай, возвращая меня в реальность. Я запускаю видео с самого начала и снова до рези в глазах вглядываюсь в размытую розовую фигуру, однако не вижу ничего. Да, светлые волосы. Но короткие или длинные, не понять. Да, розовый цвет. Но никаких деталей. Сотни людей носят розовое, даже зимой в Нью-Йорке. К тому же Ева отсканировала билет. А значит, и на рейс села.

* * *

– Заварной кофе, пожалуйста. И оставьте место для сливок, – прошу я девушку в той же кофейне в четверг рано утром. Взгляда не поднимаю и лицо прячу под кепкой. Наступит ли день, когда я снова смогу смотреть людям в глаза и улыбаться?

Всю ночь мне не давало покоя то розовое пятно на экране. Сколько бы я ни прокручивала в голове разные сценарии, все упиралось в неоспоримый факт: человека с моим билетом зарегистрировали на рейс. Вряд ли Ева успела бы уговорить еще кого-нибудь поменяться билетами. И даже если бы ей удалось ускользнуть от контроля в аэропорту, ее отсутствие обнаружилось бы при пересчете пассажиров перед взлетом. Измученная, я проснулась в полном убеждении, что это все лишь совпадение. Мираж, вызванный чувством вины и желанием все исправить.

Я плачу за кофе и усаживаюсь в мягкое кожаное кресло, откуда хорошо просматриваются выход и улица.

Вчера, отчаянно желая дозвониться до Петры, с помощью нескольких статей из интернета я сумела сбросить пароль предоплаченного мобильника, найденного у Евы на кухне, и разблокировать его. Он вполне ожидаемо оказался пустым: ни фотографий, ни электронной почты, ни эсэмэсок. Для переписки Ева, видимо, использовала приложение «Уиспер», в котором сообщения стирались сами собой по истечении определенного времени. Те несколько фраз, что мне удалось случайно прочитать в день приезда, пропали. Я не следила за телефоном; возможно, приходило и что-то еще, но уже тоже удалилось.

Сбросив пароль, я первым делом набрала номер Петры. В мечтах я рисовала, как буду рассказывать ей о своем невероятном спасении и как она стремглав примчится сюда, постучит в Евину дверь, впопыхах бросив арендованную машину прямо у тротуара, и увезет меня прочь из этого ночного кошмара в безопасное место, например, в люкс роскошного отеля в Сан-Франциско, где мы назаказываем всякой вкуснятины в номер и будем за болтовней спокойно дожидаться, пока человек Нико не состряпает мне новый комплект документов.

Но вместо знакомого голоса с русским акцентом в трубке раздалось безысходное пиликанье. Номер больше не обслуживается. В отчаянии я попробовала переставить цифры, попала в продуктовый магазин, в садик и к старухе, которая говорила только по-испански. И я сдалась. Не зря Нико предупреждал: «Пути назад не будет. Прошлое должно исчезнуть. Навсегда».

Я смотрю в окно на пробуждающийся город. Появляются первые посетители, которые берут привычный утренний кофе и спешат по делам. Людей пока немного, наплыв будет позднее – перед началом занятий. К половине седьмого поток редких покупателей иссякает. Заканчивается и мой кофе.

Бариста выходит из-за прилавка и принимается протирать столик рядом со мной.

– Вы ведь не отсюда? – интересуется она.

Паника парализует меня, лишая дара речи. Неужели узнали? Однако девушке, похоже, просто хочется поболтать. Она продолжает, не дожидаясь моего ответа:

– Я всех знаю, кто сюда заходит – не по имени, конечно, а в лицо. Вы новенькая.

– Я здесь проездом, – поспешно отвечаю я и начинаю собирать вещи.

Она смахивает крошки со стола и смотрит на меня.

– Не торопитесь. Сидите.

Отходит к прилавку и принимается варить кофе. Я откидываюсь на спинку и наблюдаю, как меняются цвета на светофоре.

В половине восьмого в кафе становится людно, и я ухожу. Бариста машет мне на прощание рукой. Я отвечаю на ее улыбку, ощущая, как в душе пробивается забытая радость.

* * *

Сегодня чудесное утро – грех не прогуляться (и вообще, не вечно же мне сидеть взаперти). Поэтому вместо того, чтобы поспешить к Евиному дому, я сворачиваю на запад по Херст-авеню и иду вдоль северной границы кампуса, любуясь гигантскими мамонтовыми деревьями и аккуратными зелеными лужайками. У западной оконечности кампуса поворачиваю на юг и иду в противоположном направлении, огибая его с другой стороны. Это тот самый университетский Беркли, который часто показывают в кино и описывают в книгах. У здания студенческого клуба, прямо на лужайке, играют на барабанах, поднимая настроение тем, кто спешит на занятия и работу. Я шагаю по склону холма к старому каменному стадиону. Резкий порыв ветра продувает насквозь мою легкую куртку, я дрожу, но не могу оторвать взгляда от Сан-Франциско, окутанного белым туманом, темно-зеленых холмов на севере и моста Золотые Ворота, прочерченного изящной красной линией на фоне серых волн залива. Где-то там под пеленой тумана скрывается приют, в котором выросла Ева. Маленькая брошенная девочка, затерянная среди небоскребов, сверкающих на солнце.