Последний рубеж

– Только и ты мне услугу за услугу… – сказал Георгий Никитич, доставая из портфеля подробную карту Новороссийска и отдавая её Энделю. – Опиши, пожалуйста, на досуге нашему будущему разведчику каждую улицу и каждый дом в своём городе. Так, чтобы он ориентировался в нём лучше, чем в родном Красноярске. Ему это очень пригодится.

Когда Холостяков ушёл, Мэри спросил у Новицкого:

– Кому ты хотел написать письмо, если не секрет?

– Полине, но…

– Напиши, – заговорщически шепнул Эндель. – Захвачу с собой.

Андрей посмотрел на друга строгим неморгающим взглядом и произнёс:

– Не стоит, дружище. Действительно дурацкая затея. Забудь!

Мэри положил руку на его плечо и тихо сказал:

– Напиши, Андрей. Если не срастётся, порву, выброшу – и дело с концом. Только никому ни слова, хорошо?..

Глава 7

Низкое рассветное солнце медленно двигалось в мглистом небе над сонными горными лесами, золотя их яркий осенний наряд. Новицкий, слегка прихрамывая на ещё не полностью зажившую ногу, спускался к морю в сопровождении худого неразговорчивого парня, представившегося адъютантом Холостякова.

Каперанг выполнил своё обещание и определил Андрея в только что обустроенный в Геленджике судоремонтный цех. Испытывая удовлетворение, Новицкий старался не обращать внимания на лёгкий октябрьский дождь и надоевшую боль в голени, стреляющую при каждом шаге в промозглой осенней слякоти.

По обочинам дорог неслись мутные потоки. Ямы и рытвины заполнялись свежими лужами, на тёмной поверхности которых вскипали пузыри, предвещая долгую непогоду. Крепкие порывы ветра осыпали тяжёлыми косыми струями дождя. По запаху стылой земли, холодным каплям, ударяющим в лицо, и безрадостному виду отяжелевших, нависших ниже, чем обычно, облаков Андрей чувствовал, что ненастная черноморская осень, короткая предшественница ледяной новороссийской зимы, уверенно вступает в свои права.

«Как они там сейчас? Переживут ли зиму? – терзался он вопросами. – Фашисты наверняка выгонят людей из домов, отберут дрова и продукты, как в прошлом году. Нельзя терять ни минуты! – подгонял он себя. – Необходимо спешить! Надо работать на пределе!»

Курортная геленджикская набережная, которую Андрей в последний раз видел до войны, изменилась до неузнаваемости. Она была сплошь заставлена побитыми в боях «виллисами» и армейскими грузовиками, заполнена моряками и снующими туда-сюда солдатами. В беспокойном море напряжённо выгибались длинные волны, приятно колющие взгляд блещущими иглами солнечных лучей. Вокруг многочисленных катеров и лодок, беззлобно толкаясь крыльями и озабоченно крякая, плавали чёрные дикие утки. Большие белоснежные чайки кружили над волнами, вырывая друг у друга из клювов куски хлеба, которые бросали им с бортов смеющиеся матросы.

Мастерская расположилась в оборудованном на скорую руку металлическом амбаре. Знакомые Андрею старые почерневшие станки, доставленные со спешно эвакуированного из Новороссийска «Красного двигателя», были установлены на новые деревянные станины, ещё светлеющие срезами свежеструганных досок.

– Здесь я тебя оставлю, – сухо проговорил немногословный парень. – Мне нужно обратно в штаб базы. Дождёшься старшего механика и поступишь к нему в подчинение. Думаю, найдёте общий язык. Он твой ровесник. Должен прийти через пару минут.

Адъютант пожал Новицкому руку и вышел на набережную, широко шагая длинными, как у журавля, ногами. Андрей долго провожал его взглядом, наблюдая через грязное замасленное стекло мастерской, как тот равномерно качает при ходьбе большой головой на тонкой шее.

Тем временем солнце, растолкав окрепшими лучами ранний утренний полумрак, оторвалось от горизонта и набрало силу. Дождь прекратился. Заметно потеплело. Море окрасилось в сочные изумрудные тона.

«Всё наладится! – подумал Андрей. – Выстоим! Обязательно!»

Железная дверь за его спиной нескладно загремела, послышались шаркающие шаги. Новицкий обернулся и ошарашенно уставился на вошедшего. Он сразу узнал это длинное, осунувшееся, плотно сложенное из острых костей лицо. Тот, в свою очередь, тоже не сводил с Андрея немигающего, до невозможности изумлённого взгляда близко расположенных к переносице глаз.

– Капустин?.. – наконец, еле сдерживая досаду, проговорил Новицкий.

Они были одноклассниками… и старыми врагами. В Капустине невероятным образом хитрый изворотливый ум сочетался с подлым мелочным нравом. Он никогда ни с кем не дружил, потому что не любил людей и избегал их, но всегда умел добиваться своего без посторонней помощи. Единственным исключением из этого правила стала Полина Щербакова, которая очень нравилась Капустину. Однако её расположения он так и не добился. Тем неприятнее и досаднее для него была лёгкая и непринуждённая дружба девушки с Андреем, тем яростнее ненавидел он Новицкого и тем сильнее возбуждал в нём ответную неприязнь.