Сознаться в том, что за день до начала подготовки к операции Мэри заглянул в судоремонтную мастерскую проведать Новицкого, попрощаться, заодно забрать у него письмо для Полины, было равносильно тому, чтобы собственноручно выписать лучшему другу – а может, и себе заодно – путёвку в штрафбат.
– Это я для верности написал якобы из плена вымышленное предсмертное письмо своим родителям в Берлине, – вовремя нашёлся и бойко соврал Эндель. – На немецком языке. Можете проверить.
– Нет времени проверять! – зло шепнул Холостяков, резко засовывая конверт с письмом и удостоверение во внутренний карман. – Почему заранее не предупредил? Опять эта самодеятельность, чёрт возьми! Хотя идея хорошая. Молодец!
За длинным изгибом тропы уже совсем близко треснули под ногами немцев сучья, зашелестели ветки.
– Успехов, боец! – каперанг крепко пожал руку Мэри, быстро обнял и побежал с тропы в скрытый темнотой перелесок. Из-под его сапог хрустко выскользнули ломкие пластины мергеля и, раскалываясь на части, с шуршанием покатились по крутому каменистому склону. Снизу послышалась тупая, хорошо различимая в ночном безмолвии дробь камнепада. Уверенно надвигавшиеся шаги внезапно стихли. Через несколько минут они возобновились, но по их удаляющемуся звуку было ясно, что немцы повернули назад.
Георгий Никитич с возросшим напряжением вслушивался в каждый шорох. В лихорадочном беспокойстве он крепко сжимал кулаки, отказываясь верить в провал.
Отойдя на какое-то расстояние, немцы вновь остановились, видимо, прислушиваясь и присматриваясь к ночному лесу, а затем опять начали приближаться. Однако на этот раз не по той тропе, где лежал раненый Эндель, а по другой, значительно ниже по склону.
Холостяков несколько раз крепко выругался про себя, обречённо закрыл лицо ладонями и подумал: «Ничего не получилось! Это я, неуклюжий дурак, всё испортил! Что теперь делать?» Вдруг он услышал хриплый натужный стон, отнял руки от глаз и заметил, как за чернеющими перед ним ветками Мэри, превозмогая боль, поднимается на ноги. Тяжело и нетвёрдо ступая на подкашивающуюся простреленную ногу, зажимая рукой рану на голове, Эндель сошёл с узкой дороги и без остановки, натыкаясь в темноте на кусты и деревья, побежал через лес вниз по склону с нарастающими хрустом и треском. Еле сдержав крик, каперанг бросился вслед за ним в чащу.
Георгий Никитич почти догнал Мэри, когда пламя выстрелов ударило в глаза и пронзительный треск автоматных очередей распорол ночной воздух. Услышав приближающийся шум, фашисты открыли в его сторону беспорядочный огонь. Пули быстро защёлкали по стволам деревьев, сбрив несколько тонких веток рядом с Холостяковым. Он бросился на землю и вжался в груду опавших листьев.
На тускло освещённой месяцем тропе уже можно было различить группу тёмных силуэтов. Красными веерами разлетались от них огненные следы трассеров. Пули свистели между деревьями и в дробном клёкоте переплетающихся очередей со звоном вонзались в стволы и камни. Затылком чувствуя, как накалённый свинец с визгом сверлит воздух над головой, Георгий Никитич не переставал искать глазами Энделя, но в густой черноте ничего и никого не было видно.
Когда немцы наконец перестали стрелять, над горным лесом повисла такая оглушающая тишина, что Холостяков отчётливо услышал отрывистые удары своего сердца и затаённое дыхание. «Вот и конец! – с отчаянием подумал каперанг. – Какого чёрта он полез на рожон? Какого чёрта?!»
Впереди внезапно раздался хруст ломающихся веток, и Георгий Никитич увидел, как на тропу прямо перед фашистским разведотрядом из высоких кустов кто-то вывалился. Сделав несколько слабых шагов, человек упал на землю. Фрицы наставили на него автоматы, но тот поднял вверх руку, умоляюще замахал ею из стороны в сторону и что-то быстро заговорил по-немецки…
Глава 8
Упав перед фашистами и громко застонав от боли, Мэри прохрипел:
– Не стреляйте! Меня зовут Рудольф. Я убежал из русского плена. Пожалуйста, помогите мне!
Немцы несколько секунд стояли неподвижно, не опуская автоматов и как будто осмысливая происходящее. Затем командир отряда коротким кивком скомандовал одному из них приблизиться к раненому. Остальные продолжали держать Энделя на мушке.
– Моё удостоверение здесь, – осторожно проговорил Мэри, медленно доставая из внутреннего кармана документ и протягивая подошедшему. – Его немного залило кровью, когда меня ранили, но в нём всё видно.
– Рудольф Шнайдер, – раскрыв удостоверение и подсветив себе тусклым карманным фонариком, вполголоса прочитал солдат. – Семьдесят третья дивизия семнадцатой армии.
Командир приказал опустить оружие. Гитлеровец вернул удостоверение Энделю, и тот поспешно убрал его обратно в карман кителя. Пока несколько немцев рубили в лесу тонкие деревья и толстые ветки, чтобы соорудить перекладины для носилок, санитар оказал Мэри первую медицинскую помощь – промыл раны водой из фляги и перевязал их. Затем фашисты соорудили из только что срубленных жердей и собственных ремней носилки, уложили на них Энделя и понесли в сторону Новороссийска.