Часто оступаясь на кривой горной тропе, командир разведотряда, шагая рядом с носилками, подробно расспрашивал Мэри, что произошло у Волчьих ворот, как ему удалось выжить и выскользнуть из засады, как он попал в плен и как сбежал. Эндель старался не углубляться в подробности, боясь оказаться уличённым в обмане из-за какой-нибудь мелочи. Обстоятельства были на его стороне. Израненный и уставший, он мог даже не притворяться, что ему сложно говорить, – это было и так очевидно, а бинты на голове, стягивающие подбородок, как и предполагалось, делали его речь не совсем разборчивой, скрывая русский акцент. Наконец санитар посоветовал командиру отложить допрос до тех пор, пока Рудольфа не доставят в госпиталь и не предоставят необходимое лечение.
Немцы спустились с гор со стороны Мефодиевки и отнесли Мэри в подвал одного из разрушенных авиабомбами домов. Здесь командир оставил с ним высокого лопоухого солдата и, приказав им обоим дожидаться медицинской машины, увёл разведотряд дальше в город.
– Возьми подкрепиться, – сказал он на прощание, бросив рядом с Энделем немецкую, с орлом и свастикой, фляжку со шнапсом и пачку галет.
Мэри благодарно кивнул замотанной бинтами головой.
Когда глаза привыкли к подвальному полумраку, он смог рассмотреть, что весь пол был завален старыми грязными одеялами, пустыми бутылками из-под шнапса и водки, рваной женской одеждой и обрывками порнографических открыток. На стене, местами забрызганной кровью, белела коряво нацарапанная фигура обнажённой девушки, курящей длинную сигарету, с косо начерченной под ней надписью «Комната удовольствий».
Энделя распирали вопросы, но по непринуждённому виду своего сопровождающего, который задремал в углу, небрежно раскинув ноги в стороны и тихо похрапывая, он понял, что для фашиста во всей этой обстановке не было ничего удивительного, а значит, любопытство Мэри могло привлечь внимание. Он опёрся о стену и попытался заснуть.
С улицы донёсся грохот приближающегося автомобиля. Коротко постреливая выхлопами и громко гудя мотором, он остановился возле входа в подвал. Лязгнув металлом, распахнулись двери кузова. Послышались торопливые стуки сапог о землю и редкие женские крики. Через несколько минут четверо фашистов втолкнули в подвал трёх русских девушек. К груди одной из них испуганно прижималась девочка лет пяти.
– Кто здесь раненый, сбежавший из плена? – весело спросил первый вошедший. – Ты, что ли? – наклонился он над Энделем, рассматривая раны. – Ну да, сразу видно. Здорово они тебя! Ладно, через полчаса поедем. Только развлечёмся немного.
Он шагнул к женщине с девочкой и попытался вырвать ребёнка из её рук. Мать отбежала к стене и отвернулась, закрывая собой дочку. Двое немцев, подойдя к ней, силой разжали её руки и, отняв девочку, бросили своему товарищу. Женщина, громко закричав, схватила с пола пустую бутылку и разбила о голову одного из фашистов. Тот застонал и осел на пол. Оставшимся в руке острым зазубренным осколком она полоснула по щеке второго – тот сразу же отпустил её, схватившись ладонями за окровавленное лицо, – и бросилась на санитара, уже начавшего срывать с девочки платье. Фашист выхватил из кобуры парабеллум, коротко блеснувший в свете единственной тусклой лампочки под потолком, и почти в упор выстрелил в подбежавшую мать. Женщина отшатнулась, выронила осколок бутылки и упала. Лёжа на земле и глядя на дочку, прижатую фашистом к земле, прошептала, закрывая глаза: «Танюша». Девочка закричала и укусила немца за руку. Гитлеровец взвизгнул и стал отчаянно колотить её по голове рукояткой пистолета. Она разжала зубы и безжизненно распростёрлась на полу.
– Сдохла маленькая тварь, чтоб её… – с досадой прохрипел фашист и грязно выругался. – Ладно, чёрт с ней!
Он втолкнул пистолет обратно в кобуру и, свалив на пол вторую девушку, начал стаскивать с неё одежду. Другой фриц, оклемавшийся от удара, нетвёрдо встал, потёр ушибленное место и направился к третьей, самой молодой девушке.
– Что ты делаешь? – придя в себя от шока, решил вмешаться Эндель. – Она же ещё совсем девочка!
– Конечно! – усмехнулся тот. – Старух мы сожгли в сарае.
– Надеюсь, это было так же весело, как в прошлый раз? – подключился к разговору солдат из разведотряда.
– Не то слово! – рассмеялся стоящий в дверях санитар. – Они, оказывается, так смешно горят в своих вшивых ватниках и платочках. Я, кстати, успел сделать несколько снимков. Когда проявлю плёнку, напечатаю фотографии и для тебя тоже. Будет что показать дома.
Мэри притворился, что у него заболела голова, и, застонав, закрыл ладонью глаза. Конечно, он был предупреждён, с чем может столкнуться, но не был готов, что это произойдёт так сразу и будет настолько отвратительно. Он почувствовал, как распрямляется внутри него сжатая до предела пружина ненависти, нащупал напрягшимся пальцем спусковой крючок и… вспомнил последний разговор в кабинете Холостякова.