Последний рубеж

Когда началась война, Капустин выбил себе бронь от завода «Красный двигатель», на котором никогда не работал, и смог уклониться от призыва на фронт. Это было последнее, что знал о нём Новицкий, уходя в свой первый десант под Одессу в жарком сентябре 1941 года. Тогда Андрей был уверен, что такой циничной пронырливости надолго не хватит и тот обязательно плохо кончит, но жизнь странным образом не спешила наказывать Капустина. Как видно, отсидевшись на «Красном двигателе» первый, самый тяжёлый, год войны, он благополучно эвакуировался из родного города и здесь, в тылу, дослужился до старшего механика.

– Да уж, не ожидал, что ещё пересечёмся по жизни… – после неловкой паузы, ядовито усмехаясь короткими обветренными губами, процедил в ответ Капустин. – Значит, ты и есть тот самый морпех, которому не лежится в госпитале? Что ж, можешь не объяснять, зачем тебе это нужно, всё равно я твоих поступков никогда не понимал. Поэтому давай сразу к делу.

Он подошёл к большому зелёному ящику, звонко открыл замок и распахнул крышку. Внутри плотно переложенный свалявшейся и пропитанной машинным маслом соломой темнел длинный массивный цилиндр.

– Это корпус торпеды, – показывая на ящик, пояснил Капустин, – а здесь, в углу, сложены головные части. Наша задача – вытачивать на станках зажимы – образец есть вон там, – он мотнул головой в сторону стены, на которой висели несколько плохо обработанных деталей, – и с их помощью крепить головные части к корпусам торпед. Всё ясно?

Андрей понимающе кивнул.

– Только осторожней точи, мастер… – зло прошипел Капустин. – Заготовок мало дают, не попорть зря. Это тебе не окоп копать, тут мозги нужны.

– Тыловые крысы уже разбираются в рытье окопов?! – вскипел Новицкий, сжимая кулаки и подступая к зарывающемуся начальнику.

– Полегче, боец! Без глупостей! Я просто даю понять, что работа ответственная. Да, и последнее, чуть не забыл, – спохватился Капустин. – Иди сюда, покажу, как настраивается инерционный ударник.

Он подошёл к помятому столу с широкими разводами масляных пятен, смахнул на пол ворох закрученных металлических стружек и поставил перед Андреем головную часть торпеды. Быстрыми выверенными движениями чёрных от машинной копоти пальцев он разобрал механизм, вынул из него длинный стержень с пружиной и протянул Новицкому.

– Так он выглядит. Прежде чем устанавливать, нужно немного растянуть вот здесь, – Капустин взял клещи и, ухватив ими край пружины, сильно отогнул её в сторону. – Чтобы она точно не вернулась в исходное положение, можешь сделать так, – он зафиксировал ослабленную пружину двумя гайками. – Этого достаточно. Можно собирать.

– Зачем мы ослабляем взрыватель? – осторожно спросил Андрей, ожидая новую порцию самодовольных нравоучений, и не ошибся.

– Я же говорю, в нашем деле без мозгов не обойтись, – ухмыльнувшись, вновь высокомерно заявил Капустин. – Ты знаешь, когда должна взорваться торпеда? В момент удара о борт корабля?

Новицкий неуверенно пожал плечами, давая понять, что он на этот вопрос ответил бы именно так.

– Неправильно! – тут же зыкнул на него Капустин. – Торпеда должна пробить борт и взорваться внутри корабля. Тогда разрушения будут более значительными. Но пока она проломит обшивку и застрянет внутри, пройдёт время. Поэтому мы замедляем инерционные ударники.

– Почему этого не делают сразу на заводе? – продолжал допытываться Андрей. – Разумно ли заниматься двойной работой в военное время?

Капустин поднял томный взгляд к неровно сбитому из нескольких металлических листов дрожащему на ветру потолку мастерской и проговорил демонстративно утомлённым тоном:

– Может, тебе и американскую тушёнку сразу открытой и разжёванной подавать? Спроси сам на заводе, если интересно. Заодно и мне расскажешь. Ну всё, на этом ликбез окончен. Давай за работу! И не забывай записывать номера собранных тобой торпед в журнал под своим именем.

В кровавом свете насыщенного черноморского заката боевая группа под командованием Холостякова выдвинулась к перевалу. Впереди, часто останавливаясь и подолгу прислушиваясь к звукам вечернего леса, осторожно шагал по узкой кабаньей тропе командир партизанского отряда «Норд-ост». Чуть поодаль, стараясь не наступать на сухие сучья, чтобы они не трещали под ногами, и не шевелить низко нависавшие ветки, шли военный врач и Георгий Никитич. За ними на расстоянии тридцати шагов два краснофлотца, тяжело дыша и сопя из-за напряжения от подъёма по крутой, сильно петляющей горной тропе, тащили на носилках Энделя Мэри, одетого в грязную истрёпанную немецкую форму. К его почти зажившим ранам, полученным в боях на Балке Адамовича, добавились новые. Два часа назад в госпитале в Геленджике под присмотром медиков Эндель получил ранения в ногу и голову – имитационные, но почти неотличимые от настоящих.