— Ага. Сейчас скажут, вещи не там положил, это не так, то не так сделал, — продолжал ворчать Ярослав.
— Ну-ну, — подзадоривала Света.
Тихий вечер, маленькая беседка. В кирпичном мангале, потрескивая, тлели горячие угли. А вокруг, на небольшом участке земли, свободном от хозяйственной деятельности, совершенным английским газоном взрослела юная весенняя трава. Солнце, пропахав небо, скрылось за бесконечной вереницей крыш домов и домиков и где-то там, на невидимом горизонте, взорвалось огненно-алой зарей. Ее последние лучи причудливыми оттенками раскрашивали листву и, падая с кровель, находили свой приют на земле.
Дача… Отдушина, дающая кислород, место, которое жители больших городов любят сильнее собственных квартир. Ведь квартира — лишь ячейка в бетонных стенах, перевалочная база или придорожный мотель в будничном круговороте, — а здесь все по-другому: за этими глухими и не очень заборами, в своих дворцах или маленьких хибарах люди учатся обретать свободу от нескончаемых потребностей. Любой уважающий себя хозяин проведет исчерпывающую экскурсию по своему подворью и, словно экскурсовод Эрмитажа, важно расскажет об уникальных экспонатах своего музея. В этих беседках с непременным застольем и интернациональными шашлыками пропадают короткие выходные многих горожан, и их дачные вечера наполняются голосами соседей, лаем собак, кваканьем лягушек с окрестных водоемов.
— Ну что, Лешка так до нас и не доехал? — упомянул Ярослав своего брата. — Он мне звонил, вроде как он у друзей на даче. Дела у него там важные.
— Ох уж этот Лешка, не знаю, что мне с ним делать, — завелся отец. — У него ветер в голове. А после окончания института на уме одни гулянки да бабы.
— Можно сказать, в его возрасте ты другим был? — усмехнулся Ярослав.
— Я? Я учился и работал, а спал по пять часов в сутки. Лучше бы он в армию пошел. Но нет! Поперся в эту аспирантуру. Ученый, тоже мне.
— Да пусть учится, что в этом плохого?
— Господи, да к учебе у меня нет претензий. Вопрос, зачем он там учится. А я отвечу — чтобы в армию не идти, а вместо этого таскаться по клубам да чужим дачам.
— Мне кажется, пап, ты сильно преувеличиваешь. Он умный парень. Годика два-три подожди, и все на свои места встанет, он еще кому угодно фору даст. А здесь ему вообще делать нечего. Брат с семьей, родители пилить будут… Вот удовольствие! Могу поспорить, ты бы так же поступил, — защитил брата Ярослав. — Давай-ка лучше выпьем, у меня заначка есть.
Он достал большой подарочный набор с дорогим коньяком и бокалами.
— Аристократично, — улыбнулся отец и принялся изучать упаковку.
— Презент от лояльных партнеров. Разливай на правах хозяина!
— Ладно, у тебя-то как дела? Я смотрю, ты неплохо шагнул за последнее время, — с гордостью в голосе отметил Александр Сергеевич.
— Доля везения на фоне кропотливой работы.
— Везет сильнейшим. Ну или бестолковым, — усмехнулся отец. — Только итоги разные: у первых все возможности, а вторые — козлы отпущения. Так что будь ты уж лучше в когорте первых.
— Я думаю, пап, тут все гораздо проще. Просто стечение обстоятельств, джекпот, если хочешь. Награда за то, что я променял крупную и успешную компанию на конторку с неясными перспективами.
— Наверное же, причина была для этого?
— Конечно, была. Я лучше буду приводить в движение маленький двигатель, чем стану винтиком в большом механизме. Я не хочу всю жизнь находиться на заднем плане. А здесь я свободный художник. Вокруг столько пейзажей, и никто не мешает мне рисовать будущее.
— Красиво сказал. Дай бог, если все так.
— Да, пап, я принял правильное решение. Хотя чего тут решать? От таких предложений не отказываются. Теперь я тот, кто запускает этот двигатель, и получаю за это хорошие бонусы.
— Получай, кто же мешает? Только голову не теряй, — спокойно произнес Александр Сергеевич. — Ты максималист, к тому же гордый — гремучая смесь. Но человеку дан разум, чтобы держать себя в узде. Каждый день, каждую минуту. Ты еще многого не видел. Не видел серьезных испытаний, не чувствовал страданий, боли — и слава богу! А потому береги себя и береги то, что у тебя уже есть. Лучше, сын, синица в руках, чем журавль в небе. Народная мудрость.
Отец замолчал, ожидая реакции сына. Ярослав тоже помолчал, якобы обдумывая то, что сказал ему отец, но затем встрепенулся:
— Каждый мужчина обязан идти вперед, испытывать свои силы и возможности, прокладывать дорогу для следующих за ним. Раньше в почете были воины, им воздавались почести и память. А сейчас, пап, почести воздаются финансовым воротилам, у которых нет ни любви, ни чести, и вход в их мир только по пропускам. А что остальные, прозябающие на обочинах? Что остается нам?
— Мы люди, Слав! Обычные счастливые люди, у которых имеется и любовь, и честь, — прервал сына Александр Сергеевич. — Пусть о нас не пишут в прессе, но мы же от этого не менее счастливы?