Последний рубеж

Какое-то время после этого они передвигались без разговоров. Только миновав еще девять залов-близнецов, Харднетт прервал молчание.

— Кугуар, скажи, почему ты из армии ушел? — задал он неожиданный вопрос.

Влад ответил не сразу, потом буркнул:

— Тошно стало.

— Что — по ночам мальчики кровавые в глазах стоят?

— Девочка. Одна.

После паузы, за которую они миновали очередной коридор и вышли в двенадцатый зал, Харднетт ошарашил Влада предложением:

— Слушай, Кугуар, а давай ко мне в отдел. Мужик ты толковый, самостоятельный, с незапятнанным послужным списком. Удар, опять же, держать умеешь. Короче говоря, подходишь. Дашь добро — зачислю в штат без испытательного срока.

— Я же подследственный, — напомнил Влад.

Харднетт, обернувшись, посветил ему в лицо:

— Уже нет. Уже свидетель. Так что давай, соглашайся. Или собрался остаток жизни коптить небо в какой-нибудь дыре?

Влад не стал раздумывать.

— Ваша доброта смущает меня, монсеньор, но позвольте мне быть с вами откровенным, — сказал он, прикрыв глаза ладонью.

— Позволяю, — разрешил Харднетт и, увидев, как из-за плеча Влада грозно зыркнула глазами Тыяхша, поспешил продолжить путь.

— Все дело в том, — сказал Влад, не отставая от полковника, — что все мои друзья находятся среди мушкетеров и гвардейцев короля, а враги по какой-то непонятной роковой случайности служат вашему высокопреосвященству. Поэтому меня дурно приняли бы здесь и на меня дурно посмотрели бы там, если бы я принял ваше предложение.

— Ответ д'Артаньяна кардиналу?! — Харднетт захохотал. — Уел! Уел ты меня, солдат! — И, отсмеявшись, спросил: — И все же, почему не хочешь послужить?

— Уж больно репутация у вашей конторы гнилая.

— Плевать.

— Тебе, начальник, может, и плевать, а мне — нет.

— Моралист?

— А хотя бы.

— И с каких это пор?

— Всегда был.

— Не ври! Воевал, стрелял, убивал… Или ты все время в воздух пулял?

— Да нет, не в воздух.

— Сам знаю, что не в воздух. Иначе бы позывной не получил. Убивал ты, солдат. Убивал. Кучу народа положил.

— Так и есть, — согласился Влад. — Убивал. Но это все другое.

— Другое, говоришь? — хмыкнул Харднетт.

— Там все по-честному. Ты можешь убить, но и тебя могут убить. Война, она и есть война.

— А-а! Ну да, конечно. Все по-честному. А мы, значит, воюем не по-честному?

— Нет, конечно. У вас методы кривые. Поэтому в борьбе Добра со Злом вы объективно на стороне Зла. Вы — Зло.

— О, как заговорил! Добро, Зло… А что такое, солдат, есть Зло?

— Зло… Зло — это Зло.

— Берешься оперировать категориями, которым не в состоянии дать определения, — съязвил Харднетт. — Так что, по-твоему, я — воплощенное Зло?

— Зло, — твердо сказал Влад, после чего оглянулся на Тыяхшу. Та за все время их перепалки не произнесла ни слова. И теперь сохраняла невозмутимое молчание.

— Интере-е-есно, — протянул полковник и поинтересовался: — А Зверь из Бездны — Зло?

— Зло, — ответил Влад.

— Что-то тут, солдат, у тебя с логикой. У тебя выходит, что Зло борется со Злом.

— Выходит…

— Сам понимаешь, что говоришь?

— Ну… — Влад задумался. — Просто ты, начальник, относительное Зло, а Зверь — Зло абсолютное.

— Ага! — воскликнул Харднетт. — Вот как! Значит, Зло имеет градации?

— Видимо.

— Так вот что я тебе сейчас, солдат, скажу как римлянин римлянину. Только ты не обижайся. Если Зло имеет градацию, то это означает, что никакого Зла нет. Это трудно понять, поверить в это еще труднее, но таково положение вещей.

— Значит, Зла нет?

— Нет.

— А что тогда есть?

— Есть хаос. Он же — мировая глупость. И она борется с мировым разумом. Сиречь — с порядком. Я предлагаю тебе встать на сторону разума. А Добро, Зло — все это… — Харднетт повел фонарем влево-вправо и вверх-вниз, ставя крест на пространстве впереди себя. — Знаешь, солдат, человечество за всю свою многовековую историю не научилось отличать одно от другого. Куда уж нам с тобой.

— А это не есть задача человечества — отличать Добро от Зла, — возразил Влад.

— А чья же это задача?

— Это персональная задача всякого, кто не делает вид, что Добра и Зла нет. Кто в каждый конкретный миг своего существования совершает душевное усилие, чтобы отличить одно от другого. Кто…

Договорить Влад не успел — они вошли в зал, который разительным образом отличался от всех предыдущих. Во-первых, он был раза в три больше. А во-вторых, все его пространство заполнялось удивительным молочным свечением, в котором желтый луч сделался вдруг черным.

Харднетт выключил фонарь, и стало отчетливо видно, что посреди зала на высоте двух метров висит прозрачная сфера, внутри которой, за радужной оболочкой, непрерывно катятся по изогнутому в Ленту Стэнфорда серебристому желобу ядра из жидкого металла.

— Кажется, пришли, — сказал Влад.

— Ты такую штуку видел, когда Зверь присосался? — спросил у него Харднетт.

Влад кивнул:

— Такую. Похоже, это и есть Сердце Мира.

Тыяхша протиснулась между землянами и подошла к похожей на огромный мыльный пузырь сфере. Несколько секунд с любопытством заглядывала внутрь, а потом коснулась его поверхности. Попыталась продавить, но не получилось — нежная по виду пленка оказалась неподатливой.

— Не трогай! — крикнул Влад.