— А теперь я скажу. — Полковник откинулся на спинку стула. — И скажу вот что. Мне очень понравилось это ваше «им кажется». Это ключевые слова вашего бодрого спича. В том-то все и дело, что — «им кажется». Но нам-то с вами так не кажется. Ведь так?
Седой хотел было что-то на это сказать, возможно, даже собирался возразить, но передумал и благоразумно промолчал. Харднетт этим воспользовался.
— Никакими целями нельзя оправдать терроризм, — сказал он, не повышая голоса, но четко, с убеждением проговаривая каждое слово. — Никакими. Тем более надуманными. Скажете, банально звучит? Соглашусь — банально. Но оттого не менее верно. И вот что я еще скажу. На мой взгляд, вопрос с экстремистами необходимо решать жестче.
— Куда уж жестче?! — ахнул Седой.
— Есть куда. Вырывать нужно крамолу с корнем, ибо до нас сказано: «Сорная трава растет быстро». С корнем — и только так! А что касаемо Прохты, правильнее было очистить ее от ублюдков еще до принятия в Федерацию.
— Кардинально и масштабно? — спросил Седой мертвым голосом.
— Только так, — ответил Харднетт.
— В соответствии с тактикой выжженной земли? И, надо полагать, с применением Особой Бригады Возмездия?
Харднетт кивнул дважды — да и да. Потом пожал плечами, дескать, а как же еще?
Тут ему показалось, что с губ Седого вот-вот сорвется какой-нибудь дурацкий рецепт установления социального мира. Вроде того, что нужно срочно переходить от политики принуждения к убеждению, от подавления — к сотрудничеству, от жесткой иерархии — к системе гибких горизонтальных связей. И уже приготовился объяснить, почему реализация такого и ему подобных сволочных рецептов ни к какому миру не приведет, а только вызовет еще большее кровопролитие.
Но только Седой так глубоко копать не стал.
— Боюсь, что после рейда Особой Бригады Возмездия там бы и курортов никаких не осталось, — хмурясь, сказал он. — Да и самой Прохты, возможно, тоже. И не летели бы вы, уважаемый, туда греться на песочке, вдыхать йод и слушать крики чаек.
— А я туда вовсе не на отдых, — ляпнул вдруг полковник. Не от большого ума ляпнул, скорее по инерции — противоречить, так во всем.
— Да? — удивился Седой. — А что еще там, на Прохте, делать?
— Что делать? — Харднетт задумался, мысленно ругая себя за несдержанность, но через секунду нашелся: — Я туда работать лечу. В миссии «Красного Кристалла».
— Вот как?! — еще больше поразился Седой. — Так вы, оказывается, врач?
— Ну да… Друг и слуга больных. Хирург я. Психохирург. Специализация — прямые вмешательства в мозг с целью регулирования психических отклонений. В курсе, насколько это сейчас актуально на Прохте?
— Ну как же! Представляю себе масштаб проблемы. — Седой сокрушенно покивал. — Увы, увы, увы… Печальные последствия длительной войны.
— Вот и направляюсь туда несчастных пользовать, — сказал Харднетт и, чуть помолчав, добавил: — Знаете, есть нечто воодушевляющее в том, чтобы постучать в дом больного и на вопрос «Кто там?», ответить: «Откройте, доктор пришел».
— Благородная у вас профессия.
— «В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всего намеренного, неправедного и пагубного», — процитировал Харднетт клятву Гиппократа, приложив руку к сердцу. — Впрочем, профессия как профессия. Ничем не лучше иных. Но и не хуже. Н-да… А вы, если не секрет, куда?
— Никаких секретов! С Саулкгаста прямиком на Вахаду. Я, уважаемый, тоже не на отдых. Я, видите ли, физик.
— А что забыл ученый-физик в тамошних песках? — поинтересовался полковник.
Седой оживился, глаза его заблестели. Он по-петушиному встрепенулся и воскликнул, удивляясь неумному вопросу:
— Как это — «что нужно»?! Вообще-то, собираюсь на практике проверить кое-какие собственные теоретические наработки. Дело, видите ли, в том, что моя специализация — механика сыпучих тел, а там, на Вахаде, как вы понимаете, этого добра навалом. Вся планета — сплошной стенд для экспериментов.
— Что есть, то есть, — согласился Харднетт.
— Вы не поверите, три года добивался включения в состав постоянной научной экспедиции, — пожаловался Седой. — Ноги по колена стер, обходя по кругу кабинеты. Но вот, видите, своего добился.
— Поздравляю. Искренне.
— Спасибо.
— Теперь, видимо, развернетесь?
— О да! Возьму в оборот «поющие ловушки». Слышали о таких?
— Еще бы.
— Замечательные объекты!
— Вы находите?
— Уверяю вас.
— Но эти, как вы выражаетесь, замечательные объекты людей кушают почем зря, — напомнил Харднетт. — Читал, человек по сорок в месяц пропадает. А иной раз и все шестьдесят.
Седой смешался и дал задний ход.
— Виноват, виноват, виноват, — забормотал он и показал открытые ладони. — Подобрал неудачный эпитет. Проскользнуло, понимаете ли, сугубо профессиональное восприятие предмета. Видимо, прозвучало цинично? Да?
— Немного.
— На самом деле я, конечно же, согласен, «поющая ловушка» — весьма опасная штуковина. Весьма! Шутки с ней шутить нельзя. Чревато.
— Трудно не согласиться…
— Да, да, да и еще раз — да! — воскликнул физик. — Но, замечу, как раз потому-то и важно досконально изучить механизм ее действия. А механизм этот, доложу я вам, фантастичен.