Читаем Последний самурай полностью

Я встал и пошел в центральный корпус, сел перед «Юношей с черепом» Франса Хальса. Отец ничего не сказал. Я открыл «Принципы аэродинамики» Кейти и Чоу на странице 85.

4.10 Аэродинамическое условие Кутты

Согласно теореме Кутты — Жуковского, подъемная сила, действующая на тело, обтекаемое однородным потоком жидкости, равна произведению плотности жидкости, скорости ее потока и циркуляции скорости потока и перпендикулярна скорости потока.

Пожалуй, тебе придется чуток подождать, сказал отец.

Согласно теореме Кутты — Жуковского, подъемная сила, действующая на тело, обтекаемое однородным потоком жидкости, равна произведению плотности жидкости, скорости ее потока и циркуляции скорости потока и перпендикулярна скорости потока.

По-моему, он один из величайших англоязычных писателей столетия, сказал отец.

Согласно теореме Кутты — Жуковского, подъемная сила, действующая на тело, обтекаемое однородным потоком

Спасибо, сказал отец.

Я встал и вышел из зала. На сей раз пошел в зал 34 и сел в углу под «Уаисс насмехается над Полифемом». Полифем так и не показался. Я уже не помнил теорему Кутты — Жуковского, но перечитывать не собирался. Открыл книжку на странице 86 и принялся читать очень быстро

Вышеизложенное касается идеального потока, но в вязкой жидкости (сколь угодно низкой вязкости) циркуляция фиксируется методом эмпирического наблюдения. Эксперименты доказывают, что при движении тела с острой задней кромкой поток под действием вязкости жидкости обтекает верхнюю и нижнюю поверхности и мягко соединяется на задней кромке: этот факт, определяющий величину циркуляции вокруг тела, называется аэродинамическим условием Кутты, которое может быть сформулировано следующим образом. Тело с острой задней кромкой при движении в жидкости создает такую циркуляцию, которой достаточно для удержания критической точки у задней кромки.

Обтекание крыла под углом набегающего потока в идеальной жидкости не создает циркуляции, и формируется задняя точка застоя Спасибо Конечно Я так понимаю, ты читал мою книгу А это не жульничество? Тогда, может, лучше со словарем?

В этой книжке и так черт ногу сломит, а когда отец все время перебивает, разобраться почти невозможно; он что, никогда не замолчит? И как я буду это слушать 80 лет? Я подумал уже сдаться и пойти домой. Затем подумал про Сибиллу, как она подпрыгивает и садится, подпрыгивает и расхаживает туда-сюда, подпрыгивает и хватает такую книгу, сякую книгу, читает по абзацу по фразе по слову.

Я опять встал и быстро зашагал по галерее, мимо Фрагонаров, мимо Караваджо, мимо целого зала Рембрандтов и зала последователей Рембрандта, ища какой-нибудь скучный зальчик, куда никто никогда не ходит, где удастся от него спрятаться. Может, здесь? «Натюрморт с рогом Гильдии стрельцов Святого Себастьяна, омаром и бокалами», не говоря уж о полуочищенном лимоне, но рядом висела «Тщета» Яна Янса Трека — череп, песочные часы, шелковый шарф, рисунок + другие сувениры, каковые, согласно табличке, призваны были напомнить зрителю об абсурдности человеческих амбиций. Вот такие штуки мой отец склонен комментировать в моменты обострения философичности, предпочтительно на фоне разрушенного храма или кенотафа, а в следующем зале что? Большое полотно Кёйпа «Вид на Дордрехт издали, с молочницей и четырьмя коровами» и его маленькое полотно «Вид на Дордрехт издали, со спящей пастушкой и пятью коровами» — вот здесь меня не станет искать никто.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Адам и Эвелин
Адам и Эвелин

В романе, проникнутом вечными символами и аллюзиями, один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены, как историю… грехопадения.Портной Адам, застигнутый женой врасплох со своей заказчицей, вынужденно следует за обманутой супругой на Запад и отважно пересекает еще не поднятый «железный занавес». Однако за границей свободолюбивый Адам не приживается — там ему все кажется ненастоящим, иллюзорным, ярмарочно-шутовским…В проникнутом вечными символами романе один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены как историю… грехопадения.Эта изысканно написанная история читается легко и быстро, несмотря на то что в ней множество тем и мотивов. «Адам и Эвелин» можно назвать безукоризненным романом.«Зюддойче цайтунг»

Инго Шульце

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза