Читаем Последний самурай полностью

Я заставил себя дочитать главу. Каждый абзац пришлось читать по восемь раз, но в конце концов я добрался до финала. Пять или шесть раз перечитал теорему Кутты — Жуковского. Думал прочесть еще главу, но он все твердил Спасибо + я принялся листать книжку, читал то одну страницу, то другую, искал каких-нибудь увлекательных чудес, чтобы не слышать его больше. Волны Маха — Несжимаемые потоки — Нестабильность Толмина — Шлихтинга — Полет мелких насекомых — Управление и маневрирование в полете птиц…

«Из наблюдений за полетом канюков я сделал вывод, что они, будучи отчасти перевернуты порывом ветра, восстанавливают поперечный баланс кручением кончиков крыльев…» Это отрывок из первого письма Уилбура Райта Октаву Шанюту от 13 мая 1900 года. В нем описывается важнейшее наблюдение, которое позволило братьям Райт изобрести элерон[99] и тем самым добиться поперечного управления, что, в свою очередь, привело к первому полету человека.

Я так понимаю, ты читал мою книгу, сказал отец. Я искренне это говорю я не просто языком болтаю, сказал отец. Мне очень важно, сказал отец. По большому-то счету дело не только в том, сколько народу их купило, сказал отец. У меня самого дети, сказал отец. «Улица Сезам» — это примерно их уровень, сказал отец Я так понимаю, ты читал мою книгу, сказал отец Я так понимаю, ты читал мою книгу.

Не было пользы сидеть, и я ушел. Над центральной лестницей висела работа лорда Лейтона «Чимабуэ на праздновании Мадонны»; я годами смотрел на нее, уходя из галереи, и недоумевал, что с ней не так.

Дома Сибилла смотрела «Семь самураев». Врял ли начала давно; крестьяне только что вышли из деревни. Зверский на вид самурай шагал по улице большого города; какая наглость — попросить человека драться в награду за трехразовое питание.

Я сел к ней на диван. Возразить нечего, сказал отец.

Камбэй с поклоном протягивал монаху бритву. Он сел у реки и полил воды на голову; монах принялся сбривать ему волосы.

Возразить нечего, сказал мой отец.

Камбэй надел то, что принес монах. С каменным лицом перехватил взгляд неподвижного Мифунэ. Пожалуй, тебе придется чуток подождать, сказал отец.

Камбэй взял два рисовых колобка и зашагал к сараю. Внутри завопил вор. Я просто монах, сказал Камбэй. Я тебя не трону. Я не зайду. Я принес еды ребенку. Спасибо, сказал отец. Я серьезно. Мне давно не говорили ничего приятнее.

Я встал и закружил по комнате, ища, чем бы себя занять на час или хоть на десять минут, чтоб не слышать его голос. Взял книжку про дзюдо, но прочел две строки и увидел его лицо, стал читать Ибн Хальдуна, а он сказал Я так понимаю, ты читал мои книги.

Ты его уже нашел? спросила Сибилла. Таково ее понятие о такте — выволочь все на свет, чтоб я не терзался, знает ли она + стоит ли ей сказать.

Нашел, сказал я. Не понимаю, что ты в нем нашла.

У меня данных не больше твоего, сказала Сиб, тактично давая понять, что достоверно знает: я ее бумаги прочел.

Я ему не сказал, сказал я.

Selbstverständlich[100], сказала Сибилла. Я так и не смогла. Все думала, что надо, но просто-напросто не могла. Читала что-нибудь его, думала, может, он изменился, и он изменился, но как играют взрослость в актерской школе Тайрона Пауэра: губы сжаты, лоб нахмурен, человек думает тяжкую думу. Проснулся безусым юнцом, заснул повзрослевшим мужчиной. Прости, что говорю гадости о твоем доноре спермы. Я лучше не буду.

Все в порядке, сказал я.

Нет, не в порядке, сказала Сиб. Она выключила кассету. Возмутительно прерываться на середине, сказала она, но Куросава не узнает.

Это не важно, сказал я.

Ладно, сказала Сиб. Только помни, что ты прекрасен, каков ни есть твой отец. Может, другим людям разумный отец нужнее.

Ты же не хочешь сказать, что это ограниченный ресурс, сказал я.

Я хочу сказать, что это вопрос удачи, сказала Сиб. Почему вся она положена тебе?

Я что, жалуюсь? сказал я.

Ты вот как на это посмотри, сказала Сиб. Мужчине тяжко, если его затмевает сын.

Я не жалуюсь, сказал я.

Ну конечно нет, сказала Сиб.

Он сказал, у него самого дети, сказал я. Сказал, они смотрят «Улицу Сезам», и это примерно их уровень.

А сколько им лет? спросила Сиб.

Он не сказал.

Хммм, сказала Сиб.

Она встала, включила компьютер, взяла «Индепендент» и села читать.

Я тебе говорила, что читала Die Zeit?[101] сказала Сиб. Я читала Die Zeit и нашла чудесный оборот, Es regnete ununterbrochen. Дождь шел беспрерывно. Так красиво на немецком. Es regnete ununterbrochen. Es regnete ununterbrochen. В дождь всегда буду вспоминать.

Ты не думала сделать аборт? спросил я.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Адам и Эвелин
Адам и Эвелин

В романе, проникнутом вечными символами и аллюзиями, один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены, как историю… грехопадения.Портной Адам, застигнутый женой врасплох со своей заказчицей, вынужденно следует за обманутой супругой на Запад и отважно пересекает еще не поднятый «железный занавес». Однако за границей свободолюбивый Адам не приживается — там ему все кажется ненастоящим, иллюзорным, ярмарочно-шутовским…В проникнутом вечными символами романе один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены как историю… грехопадения.Эта изысканно написанная история читается легко и быстро, несмотря на то что в ней множество тем и мотивов. «Адам и Эвелин» можно назвать безукоризненным романом.«Зюддойче цайтунг»

Инго Шульце

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза