Читаем Последний самурай полностью

Он сказал: Я даже рад, что на моих не давили и не заставили начать рано, они так быстро вырастают и все равно целыми днями торчат в школе, но ты совершил что-то потрясающее, я искренне это говорю, и мне очень важно, что тебе нравятся мои книги, я не просто языком болтаю, потому что по большому-то счету дело не только в том, сколько народу их купило.

Я подумал: Надо что-то сказать.

Он сказал: Слушай, давай я тебе еще книжку подарю, а со временем она чего-то будет стоить. Я не знаю, как тебе такая идея, но, может, хочешь какую-нибудь, я-то их читать уже не буду, их переводят на 17, кажется, языков, и автограф-сессии отнюдь не каждый раз, так что, если я подпишу, это будет уникальное издание,

и он пошел к другому шкафу, набитому книгами, и сказал мне взять любую, на чешском, на финском, на каком хочу, а он подпишет, и это будет уникальное издание.

Я сказал Это совершенно необязательно, а он сказал Нет, я настаиваю, и спросил, какой язык я предпочту, и я сказал Ну, пусть будет финский.

Он сказал Только не говори, что и финский знаешь, а я сказал Хотите, чтоб я соврал? а он сказал Мать честная.

Он сказал: Просто из любопытства — тут есть хоть один язык, которого ты не знаешь? Я посмотрел на книжки и сказал Нет, но многие я знаю неважно, и он сказал Извини, что спросил и снова поглядел шутливо.

Он сказал:

Давай я что-нибудь личное напишу — хочешь что-нибудь особенное?

Я подумал: надо что-то сказать. Я подумал: Я что, так и уйду, ничего не сказав? Я сказал: А вы как хотите?

Он сказал: Например, «Дэвид, обещаю не снижать рыночную стоимость этой книги и больше никогда не подписывать финских изданий, твой корыстный друг Вэл Питерс»? Он улыбался мне и уже занес ручку.

Я сказал: Напишите как хотите.

Он сказал: Я хочу что-нибудь личное, но в голову одни глупости лезут.

Я сказал, что, скорее всего, продавать ее не буду, так что пускай будет неуникальная.

Он сказал: Тогда я просто напишу: Дэвиду, с наилучшими пожеланиями, Вэл», но ты знай, что это от всего сердца. Он не улыбнулся шутливо, это говоря, поскольку и не переставал шутливо улыбаться. Я сказал: Отлично, спасибо, и он что-то накорябал в книжке и протянул ее мне.

Несложно вообразить мир, где тело мое стоит в этой комнате, а внутри что-то другое. Если бы я что-нибудь сказал, он бы увидел этот иной мир. Я подумал: Ну и что, я сейчас так и уйду?

Я сказал:

А вы закапываете свои книги?

Он сказал: Что?

Я сказал: Можно рыть ямы в несколько метров и закапывать книги в полиэтиленовых пакетах, по одной на континент. И тогда, если будет катаклизм, они сохранятся для потомков. Их опять откопают.

Он сказал, что не пробовал.

Я сказал: На самом деле надо прятать книгу в фундамент каждого дома. Запечатать в полиэтилен. Лет через тысячу археологи будут благодарны.

Он улыбнулся. Он сказал: Очень не хочется тебя выгонять, но я тебя сейчас выгоню. Мне надо работать.

Я опять подумал: можно что-нибудь сказать, и все станет иначе, и, поглядев в это лицо, непринужденное и слегка польщенное, я уже захотел сказать.

Но потом я подумал:

Настоящим мечом я бы его убил.

Я подумал:

Нельзя сказать, что я ему сын, потому что это правда.

v

Возомнил себя самураем

1

Настоящий самурай отразит удар

Вечером после встречи с ним я пошел спать на земле. Это было глупо, я же никуда не поеду. Я скатал спальник и унес в дом. Поднялся к себе и лег спать на матрас под одеяло. Если надо, могу и на земле поспать.

Дочитал «Сагу о Ньяле». Собирался после нее вернуться к инуитскому, но прямо сейчас смысла нет, и я решил продолжить аэродинамику.

Сунул в рюкзак книжку по аэродинамике и два «Конспекта Шома» на случай, если мне понадобятся преобразования Лапласа или Фурье. Пошел в Национальную галерею и сел на банкетку перед «Мадонной с Младенцем на троне», между «Солдатом-святым» и «Иоанном Крестителем».

4.9. Присоединенный вихрь

В предыдущем разделе было показано, что подъемная сила целиком определяется циркуляцией по контуру тела и скоростью невозмущенного потока.

Я так понимаю, ты читал мою книгу, сказал отец.

Аналогично можно показать, что сила, действующая на вихрь, неподвижный относительно однородного потока, определяется теоремой Кутты — Жуковского.

Спасибо, сказал отец. Я серьезно. Мне давно не говорили ничего приятнее.

Вихрь, представляющий собой циркуляцию по контуру тела

Спасибо, сказал отец. Я серьезно.

по своим характеристикам отличается от вихря во внешнем потоке

Спасибо, сказал отец.

поскольку не привязан к одним и тем же частицам жидкости

Я серьезно, сказал мой отец. Мне давно не говорили

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Адам и Эвелин
Адам и Эвелин

В романе, проникнутом вечными символами и аллюзиями, один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены, как историю… грехопадения.Портной Адам, застигнутый женой врасплох со своей заказчицей, вынужденно следует за обманутой супругой на Запад и отважно пересекает еще не поднятый «железный занавес». Однако за границей свободолюбивый Адам не приживается — там ему все кажется ненастоящим, иллюзорным, ярмарочно-шутовским…В проникнутом вечными символами романе один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены как историю… грехопадения.Эта изысканно написанная история читается легко и быстро, несмотря на то что в ней множество тем и мотивов. «Адам и Эвелин» можно назвать безукоризненным романом.«Зюддойче цайтунг»

Инго Шульце

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза