Последний секрет

Тем временем из-под простыни появляется рука. Ощупав столик на колесиках, рука находит скальпель и делает в простыне прорезь на уровне глаз. Потом обматывает тканью голову. Получается маска.

Лукреция стоит к нему спиной. Она меряет Жиордано пульс. Человек с простыней на голове держит скальпель, как кинжал.

Пламя обжигает Лукреции пальцы, она роняет огарок. Темнота. Она судорожно ищет коробок.

Когда она снова чиркает спичкой, человек уже успел к ней приблизиться. Но она его по-прежнему не замечает. Ее занимают бумаги на столе. Теперь человека с простыней на голове отделяет от нее один шаг.

Спичка снова обжигает девушке пальцы.

– Черт, черт, черт! – шипит она.

И тут слышит шорох у себя за спиной.

Она нашаривает фотоаппарат и стреляет в направлении шума вспышкой. Спички освещали крохотный участок, не то что вспышка – она на мгновение озаряет в мельчайших подробностях все помещение.

В том числе и человека с простыней на голове и со скальпелем в кулаке. Лукреция отскакивает, теперь их разделяет стол. Она пытается снова воспользоваться вспышкой, но нет, та еще не зарядилась. Приходится ждать, пока красный огонек сменится зеленым.

Вот и зеленый.

Вспышка. Оказывается, человека занесло правее. Свет его ослепил. Так она выигрывает несколько бесценных секунд. Но он понял происхождение вспышек и кидается к ней. Она успевает снова спрятаться.

Они сторожат друг друга в потемках.

В темноте я беспомощна. Прочь отсюда!

Дверь заперта. Она дергает ручку. Человек набрасывается на нее и валит на пол. Давя коленом на горло, он заносит острый скальпель.

От прилива адреналина кровь вскипает, наполняет конечности, разогревает мышцы. Она пытается вырваться.

Уже привыкнув к темноте, она видит тонкое лезвие.

Страх. Кровь приливает к мышцам рук, которые толкают душащее ее колено.

Оба вздрагивают от грохота. Дверь не выдержала богатырского удара плечом. Луч фонаря слепит глаза. Нападающий неуверенно отшатывается.

Лукреция сдавленно хрипит:

– Не упустите его, Исидор!

Толстяк загораживает собой дверь. Но неизвестный проворнее Исидора, он отпихивает его и бежит, по-прежнему сжимая в кулаке скальпель. Лукреция постепенно восстанавливает дыхание.

Исидор внимательно разглядывает шею судмедэксперта:

– Ни малейших повреждений. Ее не касался скальпель. Жиордано умер от страха, просто увидев его.

Исидор продолжает ощупывать мертвеца:

– Удивительно. Он постоянно жил вблизи чужих смертей и полностью отключился, лишь только возникла угроза для него самого!

– Не корчите из себя всезнайку! «Надо было слушать меня» – вот только без этого.

– Молчу.

Он находит силовой шкаф с пробками, и комнату озаряет свет. Молодая женщина, поморгав, достает блокнот.

– У Жиордано, должно быть, имелась фобия, – замечает она. – Болезненный страх смерти. При виде скальпеля его мозг предпочел самоуничтожиться.

Она обессиленно садится и от досады грызет ногти.

– Теперь я поняла: убийца тем или иным способом узнает о фобиях своих жертв.

– Когда страдаешь фобией, реальная опасность вырастает до масштабов панического страха, который может повлечь смерть. Я читал про матроса, случайно запертого в контейнере-холодильнике и умершего там от убежденности, что ему холодно. Он описывал свою агонию, царапая стену осколком стекла. Он чувствовал, как у него коченеют конечности. Однако при обнаружении трупа оказалось, что холодильная система не была включена. Матрос верил, что ему холодно, это его и убило.

– Мммм… Сила мысли, способность к самовнушению.

Лукреция перечитала свои записи.

– Найдем фобию Финчера – и узнаем, как его убили.

Исидор присматривается к подбородку Жиордано.

– Сходства очень много, есть только одно различие…

– Какое, Шерлок Холмс?

– Лицо. На лице Жиордано осталось выражение абсолютного ужаса, а Финчер испытал… абсолютный экстаз.

32

Каждая секунда приносила дополнительную боль.

После ночи, полной кошмаров, Жан-Луи Мартена бесцеремонно разбудили те самые санитары. Старший приподнял ему веко и посветил в глаз фонариком, проверяя реакцию зрачка.

– Надеюсь, этот овощ поместят в холодильник, – пробормотал он.

– Что еще за холодильник? – спросил младший.

– Особое помещение, где складывают таких, как он, чтобы гнили, не мешая другим, – был ответ. – Только сначала он должен еще сильнее испортиться, чтобы его посчитали совсем увядшим.

Глаз Жан-Луи Мартена округлился от ужаса. Он решил, что санитары отключат его от жизнеобеспечения.

– Тебе не наскучила темнота?

С этими словами старший санитар поменял обычную лампочку на 100-ваттную.

Потолок сделался ослепительным. От такого яркого света пятно исчезло. Мощная лампа сушила Жан-Луи Мартену роговицу. Веко уже не было достаточной защитой от столь грубого фотонного вторжения. Глаз усиленно истекал слезами, пытаясь увлажниться.

От жжения в глазу раскалывалась от боли голова. Глубокой ночью два санитара снова к нему заглянули.

– Ну как, овощ, начинаешь кумекать, кто тут главный? Отвечай! Моргнешь разок – да, два раза – нет.

Два раза.