Она механически улыбается:
– Он умер в моих объятиях. В комнате больше никого не было, – чеканит она, высматривая поблизости кого-нибудь, беседовать с кем было бы приятнее, чем с ними.
– Наши чувства порой обманчивы, – стоит на своем Лукреция. – Судмедэксперт, вскрывавший его тело, был убит в тот самый момент, когда мог ввести в расследование нечто новое.
Ответ Наташи Андерсен неспешен и отчетлив:
– Предупреждаю, если вы напишете нечто, вредное для моего имиджа или для памяти моего бывшего спутника, то будете иметь дело с моими адвокатами.
Взгляд топ-модели – вороненая сталь – встречается с изумрудным взглядом журналистки. Смотря друг на друга, женщины не улыбаются, их взоры материальны.
– Мы здесь с целью вам помочь, – пытается снять напряжение Исидор.
– Знаю я вашу братию, все вы одним миром мазаны. Вас хлебом не корми – дай использовать мое имя в броской статейке, – припечатывает их Наташа Андерсен.
Подходит Миша, теперь его обязанность – представить гостей вдове. Лукреция и Исидор ретируются.
– Она вам не понравилась? Ничего удивительного, девушки друг друга терпеть не могут, – хихикает Исидор.
Лукреция пожимает плечами:
– Знаете, чего мне сейчас больше всего хочется?
«…Такой же церебральный имплант, как у Уоллеса Каннингема».
Финчер посмотрел на больного:
– Увы, это слишком дорогостоящая операция. В больнице мне что ни день урезают финансирование. Как я погляжу, начальство предпочитает выделять деньги на тюрьмы, это успокаивает «буржуа-налогоплательщика-избирателя». О безумцах проще запамятовать.
Глаз Мартена вспыхнул. Последовала виртуозная глазная гимнастика.
«Что, если я найду способ озолотить вашу больницу?»
Врач наклонился над пациентом и прошептал ему на ухо:
– Все равно я не обладаю необходимым ноу-хау. Трепанация – тонкая и ответственная операция. Мельчайшая погрешность чревата тяжкими последствиями.
«Я готов рискнуть. Вы согласитесь сделать операцию, если мне удастся превратить вашу больницу в процветающую клинику?»
Сэмюэл Финчер согласился, но не избавился от сомнений.
Жан-Луи Мартен не мог выразить свою убежденность мимикой, поэтому застрочил с максимальной скоростью:
«Помните, Сэмюэл, вы говорили мне, что готовы на далеко идущие реформы. Я вам помогу».
– Вы не представляете, что значит хоть что-то сдвинуть здесь с мертвой точки.
«Ничего не делается не из-за сложностей, сложности возникают из-за ничегонеделанья. Уверен, успехи уже были, просто они забыты. Доверьтесь мне».
Нейропсихиатру ничего не оставалось, кроме как подмигнуть больному в знак согласия.
Жан-Луи Мартен, провожая его взглядом, мечтал не оплошать.
Он стал рассматривать проблему во всех ракурсах. Начать следовало с исторических примеров.
В Древней Греции бытовала церемония сбрасывания деревенских дурачков в море для искупления прегрешений общины. В Средневековье дурачков терпели, зато предавали суду и сжигали на кострах за колдовство тех, кого считали одержимыми.
В 1793 году, когда на улицах Парижа бурлила Французская революция и во всех сферах общественной жизни бушевал ветер перемен, директором больницы Бисетр, крупнейшей лечебницы для умалишенных Франции, был назначен молодой врач Филипп Пинель, друг Кондорсе. Там он столкнулся с плачевным положением пациентов. Запертые в темных склепах, а то и в клетках в один квадратный метр, избиваемые, всю жизнь проводящие в цепях, безумцы были низведены до животного состояния. В качестве способа успокоения применялись кровопускания, погружение в ледяную ванну, слабительные средства. Вдохновленный разрушением Бастилии, Филипп Пинель предложил ознаменовать пришествие новой эры открытием дома для умалишенных. Эксперимент получил одобрение – за здравствует свобода!
Жан-Луи Мартен рассказал про Пинеля Финчеру и предложил продолжить эксперимент революционера.
– Что было потом?
«Большинство тех, кого освободил Пинель, попросились обратно в психбольницы».
– Значит, он потерпел неудачу?
«Филипп Пинель застрял на полпути. Важно не то, где находятся безумцы, а то, что они делают. Пинель настаивал на том, что сумасшедшие – нормальные люди. Нет, они не нормальные, а другие. Поэтому их надо не нормализовать, а поддержать в их особости. Уверен, умственное повреждение можно превратить в достоинство. Да, они опасны, да, некоторые склонны к самоубийству, нетерпимости, нервным срывам, разрушению всех и вся, но их негативную энергию можно перенаправить, преобразовать в позитивную. В неисчерпаемую энергию безумия».
Исидор залпом осушает бокал.
– Чего бы вам сейчас хотелось?
– Сигарету!
Лукреция Немрод встает, подходит к соседу, отходит от него с ультралегкой ментоловой сигаретой и с наслаждением затягивается.
– Вы курите, Лукреция?
– Все эти эпикурейцы убедили меня в справедливости их лозунга Carpe diem. Как это, кстати, переводится? «Пользуйтесь каждым мгновением, как если бы он был последним». В любой момент с нами может произойти какая-нибудь гадость. Если сейчас в меня ударит молния, то я бы сказала себе: «Жаль, что я пренебрегала курением!» Наплевать на здоровье, я снова курю.