Последний секрет

Журналисты пристраиваются к очереди из гостей, которых развлекает симфоническая музыка из колонок.

Жером Бержерак в кашемировом пиджаке и с моноклем в руке здоровается с ними и изъявляет желание похвастаться своей «Мими».

– Это ваша спутница?

Вместо ответа миллиардер ведет их за усадьбу. Там, посредине поля, красуется «Мими» – воздушный шар, постепенно наполняемый теплым воздухом при помощи огромного вентилятора. Купол понемногу приобретает сферическую форму, на нем уже можно узнать трехметровую физиономию Сэмюэла Финчера.

– Это в память о Сэмми. Так он остается среди нас. Накачивание воздухом занимает много времени, но, надеюсь, в конце нашего праздника Мими присоединится к завершающему апофеозу.

Жером снова целует руку симпатичной журналистке.

– По-прежнему богаты и праздны?

– Как всегда.

– Если у вас водятся лишние деньги, я могу оказать вам помощь.

– Берегитесь! Когда у человека нет денег, он воображает, что они решили бы все затруднения, но когда они имеются, как у меня, то с ними нет сладу. Сами посудите: на прошлой неделе я зачем-то купил билет лото и выиграл! Такова жизнь, множится только то, в чем не нуждаешься. К примеру, я бы предпочел не испытывать нужды в вас…

Исидор начинает проявлять нетерпение:

– Знаешь, сестренка, кажется, начинается праздник. Не хочется ничего пропустить.

Они входят. Миша отдает охраннику распоряжение пропускать людей, не относящихся к числу завсегдатаев.

Они садятся за позолоченный столик. Пользуясь тем, что длинная скатерть скрывает ее ноги, Лукреция сбрасывает туфли и массирует натертые пальцы. Даже если в Европе в отличие от Китая, говорит она себе, женщинам не уродуют ноги колодками, западный мужчина придумал моду, причиняющую страдание самому чувствительному месту – ногам. Она растопыривает пальцы с накрашенными ногтями, надеясь, что мучение во имя красоты и грации быстро забудется.

Распорядитель раздает карточки с программой: еда, речи, сюрпризы.

Все уже сидят, двери закрываются. Звучит «Гимн радости» Бетховена, сцена освещается прожекторами. Миша поднимается на трибуну с бумагами в руках и произносит небольшую речь на тему удовольствия.

Президент CIEL напоминает, что удовольствие – долг каждого человека. «Люби себя, и ты познаешь небеса и богов», – перефразирует он Сократа, учившего «познавать самого себя». Выступающий клеймит стоиков, романтиков, героев, мучеников и всех мазохистов, не понявших, что главный движитель жизни – удовольствие здесь и сейчас.

– Бог любит смотреть, как мы наслаждаемся, – резюмирует он.

Аплодисменты.

– Спасибо. Угощайтесь. Ешьте руками, если вам так больше нравится. И не забывайте: лучше грешить, чем лицемерить.

Ливрейные официанты подают деликатесную черную икру и шампанское с указанием года на бутылках. Икринки лопаются на зубах, их сок и вкус заставляют блаженно жмуриться. Шампанское смывает эти обреченные зародыши, к вкусу белого винограда добавляется игра пузырьков. К наслаждению вкусом добавляется наслаждение ароматом.

Миша напоминает повод для пира – дань памяти о докторе Сэмюэле Финчере.

– Какое бы восхищение ни вызывал у нас Финчер – психиатр-реформатор и изобретательный невролог, Финчер – гениальный шахматист, я хочу восславить здесь Финчера, остававшегося до самой смерти образцовым эпикурейцем! Повторяю, друзья мои, мы собрались здесь не для того, чтобы горевать. Не для того пришли мы в этот мир, чтобы умереть несчастными. Пусть лик Сэмюэла Финчера озарит наш путь! Умереть счастливыми. Умереть от удовольствия. Умереть, как Финчер!

Новая овация.

– Спасибо. Еще одно. Мы горды приветствовать среди нас Наташу Андерсен.

Топ-модель встает под звучащий на весь зал «Гимн радости». Оглушительные аплодисменты. Хлопая в ладоши вместе с остальными, Лукреция Немрод наклоняется к Исидору Каценбергу:

– Форменная ледышка! Никогда не понимала, чем так влекут мужчин эти скандинавские дылды-блондинки.

– Наверное, тем, что в них угадывается вызов. Именно из-за бесчувственного облика возникает желание заставить их вибрировать. Взять Хичкока: он любил только холодных блондинок, утверждая, что, когда они делают нечто хотя бы немного отличное от обыденного, это кажется чем-то невероятным.

Наташа Андерсен наклоняется к микрофону:

– Добрый вечер. Сэмюэл был бы рад очутиться сейчас здесь. Незадолго до смерти, разговаривая со мной в машине, он сказал: «Думаю, сейчас переходный период, все становится возможно, завоевания человеческого ума не знают преград, не считая наших собственных страхов, нашего архаизма, зажатости, предрассудков».

Аплодисменты.

– Я любила Сэмюэла Финчера. Это был светлый ум. Это все, что я хотела сказать.

Она садится, и пир возобновляется. Официанты приносят большие блюда с холодными и горячими кушаньями. Свет тускнеет, Бетховена сменяет Гендель – так лучше для пищеварения.

Исидор и Лукреция подкрадываются к Наташе Андерсен.

– Мы расследуем смерть Финчера.

– Вы из полиции? – спрашивает топ-модель, не глядя на них.

– Нет, мы журналисты.

В обращенном на них взгляде Наташи Андерсен нет ни капли приязни.

– Мы думаем, что это убийство, – выпаливает Исидор.