Последний секрет на троих

Припарковав машину в привычном месте, вытащив сумку с заднего сиденья, Соня пошла домой. Разуваясь, вдруг вспомнила, что не заехала за продуктами. А холодильник – она точно помнила – пустой. И хлеба нет. И даже сухарей. Варить гречку точно не станет. Она ею в последний месяц через день давилась вечерами.

Но она все же добросовестно пошарила по полкам шкафов. И даже нашла упаковку рисовой лапши. Постояла, посмотрела на срок годности и отправила в мусорку. Просрочена две недели назад.

Она решила, что сделает сегодняшний вечер голодным. Как там оно называется – интервальное голодание? В ресторане с Давыдовым обедала? Обедала. Вот и хватит обжираться.

Она простояла под прохладным душем десять минут. И поплакала немного. Вылезая, все косилась на телефон. Может, следовало позвонить Мелихову? Рассказать ему, как ей плохо, как ее гложет тоска. Начать с того, что ей совершенно нечего есть. И он мог бы…

Сигнал домофона ее немного отрезвил. Звонить она не станет. Зачем? Чтобы выслушать вежливый отказ?

– Слушаю, – не очень внятно произнесла Соня, сняв трубку домофона.

– Прозвучало, как «кого черти принесли»? Ты чего, Святова. Открывай давай.

Женька! Мелихов!

Кто услышал ее плаксивое нытье под душем? Тот, кто там – наверху, всем управляет? Или Мелихов настолько…

Она еле успела одеться в шорты и майку, как он уже был у двери ее квартиры.

– Чего приперся-то? – впуская его, проворчала Соня.

Она изо всех сил хмурилась, чтобы не обнаружить своей радости. И ворчала тоже по этой причине. Но сердце – очень продажный орган – подпрыгивало от счастья.

– Я тут подумал… – Он вытянул вперед обе руки, в каждой по два больших пакета. – Наверняка у тебя холодильник пустой, Святова. После смерти сестры ты по магазинам сто пудов не ходишь.

– Я и раньше не очень-то туда любила заглядывать.

Соня мотнула головой в сторону кухни, пошла вперед. Она знала, что, скинув туфли, Мелихов пойдет следом. Так было раньше.

– Тонечка занималась снабжением. Я приезжала с работы, а холодильник уже забит.

– Она сюда приезжала сама. Без тебя. Я помню, – поморщившись, отреагировал Мелихов. – Однажды пересекся тут с ней. Неловко было. Я из ванной в чем мать родила, а она на пороге. Знаешь, что она сказала?

– Нет. – Соня смотрела на него округлившимися глазами. – Я ничего об этом не знала. И Тонечка не рассказывала. И ты ничего не говорил.

– Она сказала: придурок. Ладно, Святова, давай уже пожрать что-нибудь сообразим. Поужинаем по старой дружбе, покумекаем.

Ее предательское сердце уже не подпрыгивало, оно пело. Заливалось трелями соловьиными. И обуздать его не было никакой возможности. И ни одно увещевание типа: это всего лишь жалостливый жест, он просто голоден и надеется на ее помощь в приготовлении ужина, ему скучно, он по старой дружбе – не действовало.

Мелихов привычно стащил с крючка ее передник. Вымыл руки в кухне, хотя она всегда его за это ругала.

– Ванная есть, Женя, – нудила она прежде…

Сейчас смолчала. Смотрела на него заговоренным кроликом и молчала.

Он рассортировал продукты. Что-то отправил в холодильник. Что-то оставил на столе, чтобы готовить. Остальную часть – всяких сыпучих и непортящихся – на полки шкафов.

Все в его руках аккуратно чистилось, ровно резалось, не подгорало, не рассыпалось. Она смотрела на него, сжавшись в комочек в углу диванчика, и молила всех на свете святых, чтобы Женька попросил сейчас у нее прощения.

Просто вскользь, без коленопреклонений разных и виноватых глаз! Просто пусть брякнет банальное: извини. И она простит! Все его грехи и предательство. Она так по нему скучает! Ей без него – ну никак…

– Соня, – отвлек ее его встревоженный голос. – Все в порядке?

– Да, норм. Чем удивишь сегодня, капитан?

Она опустила ноги с дивана, положила локти на стол, улыбнулась неуверенно.

– Ничего особенного. Жареная картошка с морковкой, луком и кабачками. Салатик. На остальное нет времени.

На что, на остальное? Почему нет времени? У них его целая жизнь!

Но она промолчала. Не надо пугать его так вот сразу.

– Я позвонил Николаеву, – ворочая картошку в глубокой сковороде деревянной лопаткой, сообщил Мелихов.

– И?

– Он сказал, что от места рыбалки до Затопья километра полтора-два. Пешком Уткину было бы тяжеловато. А если учесть, сколько он выпил с вечера пива…

– Машину он не брал?

– Нет. Ключи были в нашей палатке.

«Нашей»! Это в той, где он ночевал с Настей. Гадость какая!

– Я потом уже вспомнил. После твоего звонка. Ключи Николаев отдал для сохранности Насте. Решил, что она самая дисциплинированная из всех.

И еще какая! Как послушно прыгнула в койку к Мелихову! Соня стиснула зубы, чтобы не наговорить невзначай гадостей.

– Машина стояла всю ночь на месте. До самого утра. До того момента, когда их выдернули на место происшествия.

– А твоя машина где была?

– У районного отдела полиции. Я там ее оставил. Жаль было по кустам и грунтовке ее рвать.

– Как же вы добрались от озера?

– Они вернулись за нами.

– Значит… Значит, Уткину не на чем было добраться до Затопья? – Соня разочарованно выдохнула. – Жаль. Такая версия рассыпалась.