Последний шаг

Артистка жила в старинном доме добротной постройки, с тяжеловесной архитектурой, со стеклянным навесом над парадным входом. Два высоких окна выходили на улицу. Маленькая, из литого чугуна, калитка оказалась открытой, и Фрунзэ беспрепятственно попал во двор. Здесь его внимание привлек старый дуб, который будто специально притулился в нескольких метрах от ступенек, ведущих на застекленную веранду. Во дворе и в доме царила странная тишина, и на всем лежала печать заброшенности и разрушения.

Фрунзэ поднялся по ступенькам и неожиданно заметил, что стекла веранды чистые. Под кнопкой звонка он обнаружил табличку с фамилией актрисы. Позвонил. Через минуту позвонил снова. Ощущение, что дом необитаем, усилилось. Он было решил, что актрисы нет дома, как вдруг, после третьего звонка, из-за двери послышался приятный звонкий голос:

— Эльвира, милочка, это ты? Одну секунду, дорогая моя, одну секунду!

Фрунзэ намеренно кашлянул. Предупрежденная таким образом, хозяйка спросила:

— Кто там?

— Я к мадемуазель Лизетте Вранче.

Но дверь не открылась. Распахнулось лишь высокое узкое оконце, и в нем в стоячих старинных кружевах, какие носили маркизы, появилось знакомое лицо, словно высеченное из мрамора, с изогнутыми дугой бровями над большими, чуть удивленными, проницательными глазами. Фрунзэ сразу узнал ее и нашел, что актриса не очень изменилась и по-прежнему красива. Он с трудом заставил себя вернуться к действительности. Рядом с Лизеттой Вранчей он мысленно представил бескровное, все испещренное морщинами и складками лицо бывшего архивариуса, но, хоть убей, не мог вообразить стоящую перед ним женщину в объятиях Чампели.

— Я — Лизетта Вранча! — Энергичный, не лишенный театральности голос свидетельствовал, что его обладательница все еще молода.

Второй раз за эту неделю Фрунзэ был вынужден играть роль застенчивого мужчины, и, надо признать, играл он прекрасно. На лице его появилась неопределенная улыбка — основной атрибут застенчивости, и он воскликнул с неподдельным удивлением:

— Мадемуазель Лизетта Вранча?! Это вы?! Господи, — заговорил он, заикаясь от волнения, — да кому же еще быть?!

— Что вам от меня нужно?

Пустившись вплавь по волнам внезапно нахлынувшего вдохновения, которое не раз помогало ему удачно выбираться из затруднительных ситуаций, он попытался объяснить свое появление:

— Я был и остаюсь большим поклонником вашего таланта.

Нет, он не лгал, его слова звучали как нельзя более убедительно. Актриса открыла дверь. Проходя на веранду, Фрунзэ продолжал торопливо говорить, словно стараясь преодолеть таким образом свою застенчивость:

— Теперь, как только я вас увидел… Как вам сказать… Я окончательно стушевался… Я вспомнил «Кэрэбуш», грандиозный спектакль «Вокруг земного шара» с вашим участием…

Лизетта Вранча закрыла за ним дверь. Она была одета в длинный нейлоновый голубой халат, с такими же голубыми цветами, и притом просвечивающий, просто неприлично просвечивающий.

— Пожалуйста… пожалуйста в дом! — приглашала она, оглядывая его как будто свысока. Ее лицо обрамляли чуть посеребренные, пышные, затейливо причесанные волосы, похожие на невероятную шляпку.

Фрунзэ шел за ней.

— Вы видели спектакль «Вокруг земного шара»? — спросила она с некоторым недоверием.

— О, мадемуазель Лизетта! Вы же тогда произвели фурор своей песенкой «Я чертенок, вскарабкавшийся на дерево».

Польщенная тем, что он помнит такие подробности, она улыбалась, показывая белые, на зависть, здоровые зубы.

— Когда же вы смогли увидеть этот спектакль? Ведь вы еще так молоды.

Они очутились в комнате с опущенными шторами. «Ей-богу, она привела меня в спальню», — подумал Фрунзэ и вспомнил забавный рассказ старшего лейтенанта. Хозяйка зажгла свет. Стены комнаты сверху донизу и даже потолок были оклеены афишами и фотографиями, которые радовали глаз и повествовали о блестящем прошлом звезды известного эстрадного театра. Фрунзэ громко выразил свое искреннее восхищение. Он разглядывал афиши и не переставал приговаривать:

— Боже! Боже, как красиво!

Многие афиши он видел когда-то на улицах Бухареста. Благодаря одной из таких афиш, на которой было написано: «Великолепие! Сценическая постановка! Люкс!», он в юношеские годы увлекся эстрадой. Ему непременно захотелось увидеть собственными глазами то, что означали слова: «Великолепие! Сценическая постановка! Люкс!» Сейчас Лизетта Вранча предоставила ему возможность вдоволь восхищаться расклеенными по стенам афишами, и он в экстазе продолжал тихо повторять:

— «Эксцентричный Кэрэбуш!», «Кэрэбуш» в раю!»

Через некоторое время она предложила ему сесть. Посреди комнаты стоял низенький турецкий столик, вокруг него лежали подушки и стояли низенькие стулья. Только теперь Фрунзэ обнаружил, что комната обставлена в восточном стиле: коврики, столики из меди, четки, браслеты, украшения и даже кальян…