Последний шаг

— Как же случилось, что по прошествии двадцати лет вы вернулись к делу Ангелини?

Фрунзэ нашел этот вопрос вполне резонным.

— Недавно к нам заходила мать Ангелини…

— Она еще жива? — подскочил от удивления и восторга Брашовяну. — О, молодой человек, это необыкновенная женщина! Я никогда больше не встречал таких людей!

Желая, чтобы его аргументация выглядела еще более убедительной, капитан добавил:

— От нее мы узнали, что вы были официальным защитником ее сына.

— Она рассказала вам о том печальном дне, когда мы вместе с представителем военного трибунала вошли в комнату Кодруца Ангелини?

Фрунзэ утвердительно кивнул, нагнулся, взял чашечку кофе и, слушая адвоката, почувствовал, что они наконец встали на путь взаимного доверия.

— Позвольте узнать, чего ждет от вас госпожа Ангелини?

— Ей хочется прояснить обстоятельства этого дела, — с готовностью ответил Фрунзэ и отпил глоток ароматного кофе.

Снова на лице хозяина появилась задумчивая улыбка.

— Значит, подтверждается слух, который возник после судебного процесса. Говорили, что молодой Ангелини оставил семье завещание, в котором просил по прошествии какого-то времени потребовать пересмотра дела. Не помню, при каких обстоятельствах я спросил госпожу Ангелини, как она относится к этим слухам. Она уклонилась от прямого ответа, а я не стал настаивать…

Фрунзэ в этот момент представил себе Лучиана, читающего дневник Марии Ангелини: она как раз упоминала, при каких обстоятельствах произошел этот разговор с Маноле Брашовяну. Вспомнив о дневнике, Фрунзэ взглянул на происходящее более оптимистично и решил аргументировать свой визит следующим образом: дело Ангелини исчезло, та же участь постигла и большинство документов секретной информационной службы, и вот для ведения расследования приходится использовать скромный дневник…

— Поверьте, это истинная правда! Исполнилось двадцать лет, и она пришла просить пересмотра дела. А мы, как я уже сказал, не знаем, чем ей помочь, так как не располагаем никакими документами, связанными с этим процессом. Поэтому и решили обратиться к вам…

— Вернее, к моей памяти, — поправил его адвокат, обрадованный, казалось, целью визита офицера госбезопасности.

— В первую очередь к памяти, — подтвердил Фрунзэ.

— Что ж, товарищ капитан, попытаемся помочь вам преодолеть ваши трудности. — Он поднял рюмку с «Мартелем», призывая Фрунзэ последовать его примеру, что тот и сделал с превеликой радостью.

Адвокат уселся поудобнее в углу дивана, раскинув по сторонам руки, словно боксер на ринге в ожидании гонга.

Фрунзэ решил, что пришел момент вынуть записную книжку и ручку.

— С самого начала дело Ангелини показалось мне полным неясностей, тайны и тумана, — непринужденно повел свой рассказ Маноле Брашовяну. Чувствовалось, что ему не надо напрягать память, чтобы последовательно излагать события. — Это убеждение укрепилось во мне еще сильнее после судебного процесса, когда… — Адвокат встал, подошел к шкафу позади письменного стола и распахнул дверцы. Со своего места Фрунзэ увидел десятки и десятки аккуратно расставленных досье. — Здесь, товарищ капитан, — адвокат указал рукой, в которой держал трубку, на папки, — я храню материалы о судебных процессах, как значительных, так и незначительных, на которых мне приходилось вести защиту. Видите ли, еще в студенческие годы я задумал написать книгу или даже несколько книг, которые обогатят юридическую литературу. Ну, хорошо… — Он закрыл дверцы шкафа и вернулся на свое место. — Ну, хорошо, — повторил он. — Но вот заметки о наиболее важных моментах судебного процесса над Ангелини…

Фрунзэ с волнением воскликнул:

— Уж не хотите ли вы сказать, что они исчезли?..

Брашовяну снисходительно улыбнулся:

— Именно об этом… Мои заметки о суде над Ангелини пропали из архива вскоре после двадцать третьего августа сорок четвертого года. Вместе с досье исчез и студент Мирча Табаку, которого я держал в качестве секретаря. Скрылся, не оставив никаких следов… Конечно, пропажа заметок уже не могла повлиять на мои впечатления о процессе. Нет-нет, но этот факт еще раз подтвердил, что процесс был необычным. Если бы мои заметки сохранились, наша беседа была бы во много раз результативнее… Поэтому я и прошу, задавайте, пожалуйста, вопросы.

— Какое тяжкое обвинение было предъявлено Ангелини и почему судебные инстанции настаивали на вынесении смертного приговора?

— Обвинения во время войны всегда тяжкие. Он был обвинен в шпионаже в пользу противника.

— Какого противника?

Брашовяну вновь оживился:

— Видите, как хорош метод вопросов! Он был обвинен в шпионаже не в интересах какой-то определенной страны, а в интересах Объединенных Наций.

— Как защитнику, вам предоставили возможность познакомиться с доказательствами?

— Да, но в присутствии агента секретной информационной службы. Впрочем, и в течение всего судебного процесса я чувствовал, что нахожусь под неослабным контролем.

— В сущности, что конкретно ему инкриминировали?

Фрунзэ вспомнил о дневнике Марии Ангелини, и его любопытство усилилось: сейчас ему предоставлялась возможность проверить собственную память и искренность адвоката.