Последний шанс

И тогда добрая девушка принялась звонить домой маме, сбивчиво объясняя, силясь сдержать волнение, ситуацию с собакой. Мама сначала испугалась, что с Катей что-то случилось, поэтому, когда наконец выяснилось, что собака в Катином сбивчивом рассказе вовсе не источник угрозы, а пострадавшая сторона, мама даже почувствовала облегчение.

Поднимаясь в лифте, Катя снова присела на корточки, чтобы погладить собаку, а та опять ласкалась, трогательно и покорно засовывая морду Кате под мышку. Катя заметила, насколько по сравнению с привычной для неё кошачьей шерстью, собачья грубее на ощупь, и как явственно теперь, в замкнутом пространстве лифта, ощущается неприятный запах псины.

Мама была, конечно, шокирована и крупными размерами собаки, и её грязным, ободранным видом, и немедленно явившемся в квартире запахом, однако ничего не могла возразить на основной аргумент дочери о том, что на улице эта собака явно умирает от голода. Выступающие на собачьих боках из-под свалявшейся шерсти рёбра и позвонки на спине ясно это доказывали. В глубине души, впрочем, мать радовалась за дочь, что та не проходит мимо чужого несчастья, и, дослушав Катин взволнованный рассказ, прошептала только, как будто самой себе: «Блаженны милостивые…». Собака же всё время разговора жалась к ногам своей спасительницы, не решаясь, конечно, пройти вглубь квартиры. Кате было очень неудобно перед мамой и за собаку, и за мамину нежданную похвалу, и тут она как раз вовремя сообразила, что собаку неплохо бы показать ветеринару, благодаря чему прервала ставшую тягостной для неё сцену объяснения с мамой, и, сказав маме насчёт ветеринара, поспешила с собакой опять на улицу.

Чтобы добраться до ветеринарной клиники пришлось потратиться на специальное ветеринарное такси, так как лезть в общественный транспорт с такой собакой, да ещё и без ошейника, поводка и намордника не представлялось возможным. По дороге Катя так и не смогла решить вопрос, как назвать собаку, – христианское имя животному, понятно, не положено, а как-то слишком «по-собачьи» называть ей тоже не хотелось. Затем ждали новые траты на поводок с ошейником, корм, шампунь для собак, чтобы позже дома можно было её отмыть, и конечно, сам медосмотр и анализы. Однако в самом главном, в вопросе собачьего здоровья, Катя была обрадована – ветеринар сказал, что собака, в целом, помимо истощения, здорова. Там же её взвесили, и ветеринар, качая головой, сказал: «Двадцать пять килограмм! А при её размерах, должна быть килограмм сорок!»

Впереди предстоял путь домой, опять на такси. Катя вышла с собакой на газончик рядом с ветклиникой, чтобы перевести дух от навалившихся забот. Собака по-прежнему ни на шаг не отходила от Кати, так что та даже не знала, зачем ей вообще поводок, и надела на собаку только ошейник, который как в паз поместился в след на шее.

– Бедная ты моя, бедная! – сказала собаке Катя, и та опять благодарно завиляла хвостом, – ну, теперь у тебя всё хорошо будет, теперь всё хорошо!..

«Как же это здорово, – размышляла Катя, – что животному так просто сделать добро, надо просто накормить, приласкать, обогреть. И как же трудно бывает помочь человеку!». И она вспомнила свой конфликт с Петром Павловичем. «И что же, – почувствовала она словно укол совести, – дОрого ли стоит моё милосердие, за которое так хвалит мама, если оно распространяется только на тех, с кем просто?! Нет, надо непременно съездить к Петру Павловичу, проведать, как он! Только теперь уже поеду не как социальный работник, раз меня от него отстранили, а просто как знакомая!»

5.

Катя подошла к уже знакомой обшарпанной двери, только теперь уже, конечно, без ключа, и осторожно позвонила. Петр Павлович передвигался медленно, и ждать пришлось долго, так что Катя как раз успела основательно помолиться. Но время шло, а дверь всё не открывалась, и Катя стала уже беспокоиться, не случилось ли с ним чего, и позвонила ещё раз, чуть настойчивее. Тут ей на смартфон пришло СМС, Катя беспокойно взглянула на экран, но нет, это всего лишь что-то про погоду. Не читая, Катя опять надавила на звонок, когда за дверью послышалось тихое шарканье шагов. Она с облегчением выдохнула. Дверь медленно отворилась, а за ней застыл, не веря своим глазам, Петр Павлович. Он, наверное, так и смотрел бы на неё, не произнося ни слова, сквозь свои толстые очки, если бы Катя не заговорила первой.

– Здравствуйте, Петр Павлович! Это опять я… Пришла Вас проведать, не как социальный работник, а просто… По знакомству.

– Катенька…

– Если возможно, называйте меня, пожалуйста, чуть более официально как-нибудь, – Катя улыбнулась, – давайте я войду?

– Конечно-конечно, – Петр Павлович зашаркал назад, уступая ей дорогу, – вот уже не думал, вот уже не надеялся!

– Вы только не переживайте, Петр Павлович! Вы идите, присядьте у себя, а я сейчас чайник поставлю, как раз кое-что к чаю принесла, как Вы любите, сладкое. Попьем чайку, да я пойду. Просто решила вдруг проведать…