Последний шанс

— От магазина Лазня поспешил домой, бросил машину во дворе, переоделся в тряпье, спустился в шахту по вентиляционному и — бегом к людскому. По дороге отметился в трех точках, чтобы видели его в шахте. Позвонил на участок. Выехал. Отметился в табельной: «Девочки, я две смены отмантулил....» «Железное» алиби... Не подскажешь ли, в каком случае с такой изобретательностью человек готовит себе фальшивое алиби?

— Здесь двух мнений быть не может, — согласился с доводами Саня. — Но я лично не верю в то, что Богдан — грабитель.

— Предложи другую версию.

Саня долго думал, затем признался в своем бессилии:

— Сдуру!

— Самое надежное доказательство непричастности — стой на своем месте. Прибудет милиция — разберется. Но, допустим, драпанул сдуру, как ты говоришь. Однако так же «сдуру» он делает умнейшие вещи! Весь его путь от вентиляционного ствола до людского — образец стратегического мышления.

— Случается, мы совершаем такие поступки, которые потом ни объяснить, ни оправдать не можем. Страх перед наказанием порою заставляет легкий проступок маскировать преступлением: мелкую растрату — поджогом, поджог — убийством, а убийство — изменой Родине. И в конце концов запутавшийся в отчаянии решается на самоубийство.

Конечно, логика в рассуждениях Сани была. Но майору милиции Орачу нужна не логика, а истина.

— При досмотре в его машине под ковриком обнаружили шесть с половиной тысяч. Сто тридцать пятидесятирублевок, накрытые свежей «Вечоркой», — продолжал Иван Иванович выкладывать «доводы обвинения». Сам он не мог найти им объяснений, которые были бы в пользу Лазни. Может, какую-то свежую идею подкинет Саня, который лучше него знал бригадира сквозной комплексной...

— И ты решил, что это плата за проезд? — не скрывал Саня скепсиса.

— Вначале — да. Но при обыске в гараже наткнулись еще на один клад: восемь с половиной тысяч. Разными купюрами.

Саня растерялся.

— Но он-то, он как все это объясняет?

— «Не те», «не ваши» — и ни слова больше.

— «Не те», — размышлял Саня. — Тогда какие же?

— Вот и я не могу найти ответа на этот вопрос. Жена Богдана Андреевича категорически заявила: «Деньги начальника участка Пряникова».

— Ничего не понимаю! — признался Саня и нахмурился.

Иван Иванович не любил эти «хмурые» мгновения. Они искажали на лице выражение доброты, свойственной Сане, и напоминали о том, что в его жилах течет кровь Гришки Ходана.

— Еще одна деталь: узнав, что Богдана Лазню увела из бани милиция, Пряников позвонил его жене и предупредил: Богдана — «замели», если есть что-то в доме — в тряпочку и выброси. Перед вашими окнами клумба — скроется в траве, не заметят. И еще, мол, пусть Богдан все берет на себя: статья мягче и срок поменьше. А Пряников за это найдет адвоката и «подмажет» следователю с судьей...

Глаза Сани просветлели. Хмуринки на лбу растаяли.

— А вы, товарищ майор, знаете, что месяца четыре тому назад Богдан Андреевич подавал на Пряникова в суд?

Об этом Иван Иванович понятия не имел.

— Оскорбление действием... Только во время следствия Пряников из обвиняемого превратился в свидетеля, а второй бригадир четырнадцатого участка — Юрий Ракоед — в обвиняемого. Явился Ракоед в гараж к Лазне со своими дружками и «проучил» Богдана. Тот полтора месяца пролежал в больнице с сотрясением мозга. Досталось тогда и сыну Лазни, его спустил в подвал Пряников. Суд решил, что причиной драки стали неприязненные отношения между двумя бригадирами, дескать, в свое время они не поделили место под гараж.

Новость заслуживала внимания. С одной стороны, это объясняло причину ненависти бригадира Лазни к начальнику участка Пряникову, а с другой... еще больше затуманивало суть их нынешних отношений — ведь после суда Богдан Андреевич поил Петеньку у себя в гараже и возил его на свидание к Алевтине Тюльпановой.

— Ты мне об этом почему-то не рассказывал, — посетовал Иван Иванович.

— Так все это произошло в то время, когда я уже не работал на шахте. Встретил кого-то из ребят своей смены, позлословили... Лазню уважают, а Пряникова побаиваются, поэтому в детали не вдавались, так, в общем. Похихикали.

— Что-то связывает Лазню с Пряниковым, причем настолько, что друг без друга жить не могут, — размышлял Иван Иванович. — Не думаю, что добродушный добряк, как ты рисуешь Богдана Андреевича, мог затаить обиду десятилетней давности: место-де под гараж не поделили. Там все гаражи равноценные, и гараж Лазни не хуже других. Выходит, кому-то было выгодно все свалить на давнюю обиду, а истинную причину драки в гараже утаить. О ней умолчал и сам пострадавший, который пролежал в больнице с сотрясением мозга полтора месяца...

— Могу еще один слушок обнародовать, — предложил Саня.

— Ну-ну, — подбодрил его отец.

— На четырнадцатом участке у забойщиков в бригаде Ракоеда и у проходчиков Лазни — заработки в пределах тысячи. На соседних участках — по пятьсот. Так вот, болтали, будто на четырнадцатом в пользу начальника участка собирают по триста с тысячи. Со мной лично на эту тему никто никогда не заговаривал, — предупредил Саня.