Последний шанс

— Еще бы! Ты же горный мастер. И потом, Пряникову наверняка было известно, что твой отец работает в милиции. Кстати, как ты перешел на четырнадцатый?

— Екатерина Ильинична предложила, там, говорит, хорошие заработки. Она знала, что я собираюсь вернуться в институт.

Не нравились Ивану Ивановичу эти совпадения. Что-то за ними стояло...

— Вот мне сейчас пришло в голову: тебя наградили значком «Шахтерская слава». А ты к тому времени проработал на участке всего месяца три... За какие такие заслуги тебя выделили?

— Не знаю. Сам удивлялся. Я говорил Екатерине Ильиничне: «Эта награда жжет мне руки, я не смогу ее надеть. Какая-то она... незаслуженная». Екатерина Ильинична отвечала: «Если бы ты ее не стоил, мандатная комиссия министерства тебя бы вычеркнула из списка. Такие случаи у нас были. А ты прошел по всем статьям, так что не суши себе мозги».

«Может быть, тут без Генераловой и не обошлось, — подумал Иван Иванович. — Она знала, что Саня расстается с шахтой и уже не вернется в угольную промышленность — займется наукой. Вот и хотела зафиксировать в его биографии это событие. Для потомков».

— Саня, мы снова отвлеклись. Феноменальные заработки на четырнадцатом участке...

Иван Иванович вспомнил, как Лазня хвалился: «У меня в бригаде каждый второй — бывший заключенный». Тогда шел разговор о засорении его языка блатными выражениями. А теперь этот факт позволил Ивану Ивановичу на все взглянуть с другой стороны.

— Тебе не доводилось слышать такое выражение: «блатные мужики»?

— Ну как же! — воскликнул Саня. — Так Богдан называл за глаза своих проходчиков: «Мои блатные мужички».

— А «блатной мужик» на воровском жаргоне — это раб, который в заключении отдает часть своего труда или пайка «пахану», воровскому воеводе. Сколько у Лазни в бригаде людей?

— Четыре забоя по четыре смены. В смене — по три человека. Двое — подсменных. Всех без бригадира — пятьдесят шесть. А что?

— Да то... Округлим: пятьдесят человек. По триста с каждого... Выходит — пятнадцать тысяч, по заявлению Елизаветы Фоминичны — пряниковских денег.

Иван Иванович был доволен, что долгие логические рассуждения привели его к такому выводу.

— И ты решил, что Богдан собирал?

— А ты считаешь, что Пряников в день зарплаты садится с мешком в нарядной участка и ждет, когда каждый из забойщиков и проходчиков кинет ему в торбу? Убежден, что для систематического проведения операции по изъятию денег у Пряникова существует целый штат. Есть «давилы», которые ведут крутой разговор с колеблющимися, и «банкиры», которые собирают мзду. А кто же лучше бригадиров выполнит эту функцию! Себе Пряников оставил благородную миссию: получать «чистоган» от «банкиров» и распределять между сообщниками.

— Неужели Богдан взялся за такое лакейское дело? — не верилось Сане.

— Пряников вытащил его из грязи и возвеличил. У Лазни были неприятности на прежней шахте. На Ливенке, говоришь? Он там покупал больничные листы у какого-то лекаря. Исключили парня из партии, лишили доверия. Вот такой, вкусивший славы, но лишившийся ее, Пряникову и был нужен. Он рассчитал правильно: Лазня — способный организатор, влюбленный в горняцкое дело человек. Верни ему то, что у него отобрали, и он будет на работе творить чудеса. Ну, а поборы со своих проходчиков по простоте душевной будет считать мелкой услугой. Не знаю, прилипало ли что-нибудь в результате этой операции к рукам Лазни...

— Ручаюсь, что нет! — вырвалось у Сани.

— Не ручайся! Какая-то заинтересованность у него была. Хотя бы самая элементарная: ему всю зарплату оставляли целиком, он пай в копилку Пряникова не вносил.

— Но это же не уголовное преступление!

— Все зависит от того, каким образом возникали «большие заработки» на участке. Узнав об аресте в бане Богдана Лазни, Пряников переполошился: где деньги? Он не знал, что часть из них в гараже, в подвале, под ящиком с картошкой, а вторая — в машине Лазни, под ковриком, поэтому звонит его жене. Так что твой хваленый Богдан в этом деле играл далеко не последнюю роль, по крайней мере, статистом не был.

— Жаль мне его, если все так было, — с грустью проговорил Саня. — Надежный он в жизни человек: не продаст, не предаст, слабого не обидит, перед власть имущим шапку ломать не станет, — он весь начинен рабочей гордостью.

— Именно такой Пряникову в помощники и нужен: надежный, за его рабочую спину можно укрыться. Но вот что интересно: я все-таки верю, что Лазня к ограблению магазина прямого отношения не имеет: круг его подвигов и преступлений — шахта. Непонятно пока одно...

Иван Иванович достал из стола фотопортреты «троицы». Саня внимательно посмотрел на каждого:

— Братья-близнецы...

— В ограблении магазина, судя по всему, принимали участие трое или четверо.

Саня еще раз посмотрел на портреты бородачей.

— Как на детском рисунке — никаких деталей. Разве что вот этот, — показал он на бородатого со злыми глазами. — Я их уже где-то видел, но очень давно. Может быть, даже не наяву, а во сне.