Последний шедевр Сальвадора Дали

– Добрый день! – Юноша за прилавком приветливо обернулся к клиентам и остолбенел.

– Предполагаю, у вас есть чуррос, – надменно произнес Дали, делая вид, что не замечает, какое впечатление на бедолагу произвело его внезапное появление.

– Да-да. – Молодой человек с трудом разлепил губы. – Конечно, есть.

– Что ж, в таком случае день действительно добрый. Хотя мое утро добрым никак не назовешь.

Художник подошел к прилавку и, перегнувшись через него, произнес шепотом:

– Они требуют оригиналы картин.

– Они? – Юноша покосился на Анну. Она за спиной Дали закатила глаза.

– Бюрократы из Мадрида.

– О! – Протянул молодой человек, не зная, как реагировать, и Анна прыснула, не сдержавшись.

– Ты находишь это смешным? – Лицо художника исказилось от гнева.

– Я нахожу смешным его. – Расхрабрившаяся девушка показала на продавца.

– О! – Теперь этот возглас принадлежал маэстро. Анна поймала свое отражение в блестящем кофейнике на барной стойке и заметила, что лицо ее сияет, глаза горят, губы растянуты в улыбке. Давно уже не было ей так легко и радостно. «Спасибо! Спасибо, сеньор Дали!»

– Подайте-ка мне телефон, друг мой, и усадите за столик эту юную сеньориту! – Художник вновь обрел светскую учтивость, и, польщенный галантным обращением, паренек поспешил выполнить его указания.

Пока Анна размышляла над сложным выбором между пончиком и миндальным печеньем, известный каталонец тихо разговаривал по телефону. К столику он подошел в состоянии крайней задумчивости и молча опустился на стул. Официант тут же подскочил принять заказ:

– Чуррос и кофе, сеньор?

– Что? – Дали, казалось, не расслышал. – Ах, нет, никакого кофе. Кофе – это ее удел. – Он мотнул головой в сторону Анны. – У вас есть вишневый компот?

– Нет, сеньор. – Если бы молодой человек мог, он бы провалился сквозь землю.

– Что ж, тогда просто воды, – медленно проговорил художник, не выходя из образа меланхолика.

– Вам? – Юноша подобострастно повернулся к девушке. А как еще обращаться с той, что пришла в сопровождении столь именитого франта. Анне даже стало жаль его, но гораздо больше душевных терзаний официанта ее волновали терзания художника. Она поспешила сделать заказ, ограничившись кофе, и спросила, стараясь не показаться слишком назойливой:

– Что-то случилось?

– Не то чтобы… – Художник отозвался вяло и неохотно. Но он не сказал: «Ничего», а значит, оставлял возможность для дальнейших расспросов. Анна вдруг испугалась:

– Это у меня, да? Что-то с папой?

Дали покачал головой.

– С мамой?!

– Ах, – он поморщился, – ну, при чем здесь твоя семья?! – Он выдержал многозначительную страдальческую паузу и признался: – Она грустит, – Дали отвернулся к окну и отрешенно уставился на улицу.

Девушка поняла, что речь идет о Гала, и теперь не знала, как продолжить разговор. Художник продолжил сам:

– Когда ей грустно, я делаюсь сам не свой. Мы, как близнецы, понимаешь? Если одному плохо, другому никак не может быть хорошо.

– Наверное, это оттого, что от вас требуют оригиналы, – предположила Анна. – Если вы перестанете переживать из-за этого и поймете, что для публики оригиналы ценнее копий, вашей жене тут же станет легче.

– Ты находишь? – Дали теперь с неприкрытым сомнением смотрел на девушку.

– Да.

– Не зна-а-аю, – протянул он. – Даже не представляю, что теперь сможет поднять мне настроение. – Он снова отвернулся к окну и стал похож на капризного ребенка. А капризы ребенка поощрять нежелательно. Анна позволила себе вольность:

– Возможно, это сделают чуррос, – заявила она не без тени нахальства, которое подчас просыпается даже в скромных молодых особах. И это сработало.

– Да, пора бы уже им появиться.

Сладости не заставили себя ждать. Уже через минуту Анна отхлебывала обжигающий кофе, а художник с наслаждением жевал сахарные палочки. Девушка помнила, что нельзя отвлекать Дали во время еды, но навязчивый вопрос не давал ей покоя.

– Вы обещали узнать, как там мои, – решилась напомнить она.

Конечно же художник сначала до конца разделался со своей порцией и только потом соизволил ответить. Но ничего конкретного:

– Ну да, обещал…

Он демонстративно отвернулся к окну, собираясь снова погрузиться в свою меланхолию.