Последний шедевр Сальвадора Дали

Девушка остановилась у табло с расписанием электричек. Смотрела на буквы и цифры, не разбирая ни времени, ни направления. Кого она обманывает? Перевернулся бы мир! Еще как перевернулся. Во всяком случае, ее мир точно опустел бы. Наверное, без странных животных, неправдоподобных циферблатов и голых грудей она бы обошлась, но вот без сегодняшней встречи… Как теперь предположить, что ее не было? Жаль, что так бестолково закончилась, но это и не важно. Главное, что это самое чудесное, что случалось в ее жизни. И кто знает, произойдет ли когда-нибудь что-то более значительное и более волнующее, чем этот случайный разговор? Ведь это именно то, чем сможет гордиться не только она, но и ее дети, и, возможно, даже внуки. Господи, знакомство с гением, которое она самолично так бездарно прервала! Вот станет она вспоминать, станет рассказывать, как все было. Ее будут спрашивать: «А дальше? А потом? А он? А ты?» И что она скажет? Он начал меня раздражать своим беспокойством о любимой женщине и я сбежала? Хорошенькое оправдание! Вместо того чтобы сидеть и впитывать каждый меланхоличный вдох, ловить каждый страдальческий взгляд, учиться искусству поклоняться и принадлежать безвозвратно, она, видите ли, не выдержала и сбежала. Гордость ее обуяла. Ах, гений позволил себе уйти в свои переживания, вздумал забыть о девушке, с которой познакомился пару часов назад и которую вряд ли когда-то увидит вновь. Мастер решил страдать, а она даже не попыталась сочувствовать. Что это за горе-художник, у которого нет ни толики терпения?! Хотя терпения Анне, конечно, не занимать. Но это другое терпение – «лошадиное». Тянет свою ношу тихо и не смеет ни копытом взбрыкнуть, ни звука издать. Долго тянет, до тех пор пока поклажа не станет совсем уж невыносимой. Если не задевать ее чувств, она бы ни за что не бросила воз, каким бы тяжелым он ни был. Вот и вчера. Если бы мать не начала обвинять Анну, приписывать ей несуществующую радость от смерти братика, девушка и не вспомнила бы о неоконченном рисунке. Она бы и мечтать себе не позволила о другой жизни. Надо работать, надо ухаживать за отцом. Просто надо – и никаких хочу. Гениального художника из нее все равно не получится, а посредственностей миру не занимать. И незачем украшать сей список своей скромной персоной.

Анна отошла от расписания, так ничего и не прочитав. Погруженная в собственные мысли, притулилась на перронной скамье под палящим солнцем, не замечая зноя, который согнал всех остальных пассажиров в здание вокзала. Они пьют кофе, приветствуют друг друга, громко обсуждают погоду и тихо, едва слышно, правление Франко. Им нет никакого дела до одинокой девчушки с мольбертом, что сидит на жаре и размазывает по щекам слезы маленьким кулачком, испачканным краской.