Последний шедевр Сальвадора Дали

Художник окинул скептическим взглядом полуразрушенные, обуглившиеся стены. Анна кивнула в знак согласия. Энтузиазм Дали, конечно, поражал и захватывал. К тому же, имея в виду все прошлые достижения художника, не было никаких причин сомневаться в том, что он осуществит задуманное, но все же приходилось сильно напрягать воображение, чтобы представить проект воплощенным – эти развалины даже помещением было сложно назвать.

– Следы пожара обязательно надо будет сохранить. Даже эти балки, торчащие из стен, мы оставим. Бушевавшее здесь некогда пламя станет символом очищения и перерождения, а не ужасом разрухи и небытия. Видишь эти углубления по сторонам?

В остатках стен действительно угадывались ниши. Девушка снова кивнула.

– Великолепное место для скульптур и инсталляций. Я вижу здесь «Венеру Велата» Бриса, еще две ниши заполнит «Посвящение Брачелли». Знаешь, что это будет?

Ответ не требовался. Откуда она могла знать?

– Фигуры, выполненные из бронзовой цепи. По-моему, великолепная находка, понятная всем знатокам Брачелли.

Замешательство на лице Анны говорило само за себя. Дали смерил ее снисходительным взглядом и заметил:

– Ты, видно, к ним не относишься. Это художник-маньерист семнадцатого века, большой любитель деформировать человеческую фигуру. Ну, а в четвертой нише поставим нечто из ряда вон. Что-то непонятное, пугающее и в то же время привлекательное. Современное и античное одновременно, что скажешь?

Что она могла сказать? Это его детище, и он был волен распоряжаться им на свое усмотрение. Что бы она ни сказала, ее слова ничего не могли значить, а потому:

– Великолепная идея!

– Ну, значит, решено! – Дали улыбнулся, как показалось Анне (не может быть, ей наверняка просто померещилось), даже с некоторым облегчением. – Поставим туда нечто невообразимое[36]. Конечно, осуществить все задуманное к открытию не получится. Слишком много идей. Но со временем, со временем. Главное, представлять, чего ты хочешь достичь, и двигаться в этом направлении. Эти прекрасные стены созданы для украшения чудищами.

– Чудищами? – ахнула Анна.

– Не любишь чудищ? – не моргнув глазом спросил художник.

– Не слишком, – осторожно подтвердила она.

– Напрасно. Напрасно люди слышат в этом слове и видят в облике таких существ нечто устрашающее. Это в корне противоречит изначальной этимологии. Чудище – это нечто чудное, а значит, и чудесное. А как можно бояться чудесного, если это волшебно, прекрасно, если это завораживает. Мои чудища будут по-настоящему чудесны, потому что никому больше в целом мире не придет в голову создавать скульптурные группы из таких невообразимых и несовместимых друг с другом элементов. Я уверен, моя идея понравится Пичоту. Да-да, мы с Антонии создадим замечательно гротескные образы. Там будут улитки, камни, ветки платанов, обломки горгулий и, конечно, мои любимые выдвижные ящики. Надо бы позаимствовать их в мэрии Фигераса. Вот где наверняка накопилось множество секретов. Мои чудища не будут голы и одиноки посреди стен. Я засажу весь двор миртом буквой «G». Ты в курсе, что этот куст в древности символизировал любовь? Здесь он найдет свое место в честь дорогой Гала. И по стенам между статуями будут бежать вьющиеся растения, а изо рта моих чудищ прольется вода. Да-да, они будут фонтанами. Вода, зелень, улитки и музыка. Все так, как в центральном «Дождливом такси». И окна, конечно, окна. Их тоже необходимо оформить.

Анна огляделась вокруг. Какие окна? На них не было даже намека.

– Знаю, о чем ты думаешь. Этот сумасшедший художник не ведает, что несет. Но я уже неоднократно говорил о том, что «разница между мной и сумасшедшим в том, что я не сумасшедший». Да, мы с тобой в открытом пространстве, да, здесь нет ни окон, ни дверей, ни даже намека на их необходимость. Но они понадобятся. Над внутренним двором, если помнишь, будет купол, а стекла окон между внутренним двором и коридорами музея будут как нельзя лучше перекликаться с конструкцией купола. Так вот, ниши окон займут холодные, бесстрастные манекены. Это будет вызывающий контраст с общим оформлением пространства и еще одно доказательство избранности, нетривиальности, необычности и, наконец, совершенно особой особенности Дали.

Он закончил и снова медленно начал обходить свои владения, будто проверял свои слова и оценивал, насколько удачно подойдет всем задуманным предметам то или иное место.