Конечно же, закавыка в том, что можно быть жалким лишь до тех пор, пока людей не перестаёт это развлекать. Кроме того, хотя инстинкт и нужда заставили меня вынести больше унижений, чем выносят многие другие, даже я должен был где-то подвести под унижениями черту.
И этой чертой было позволить помочиться на себя самодовольной тупоумной солдатке из Берабеска.
Как только она склонила бедра, готовясь на меня поссать, я перекатился на левый бок, придвинулся к ней, закинул правую ногу ей на бедро и сильно дёрнул. Это изменило направление её весьма впечатляющей струи, и вместо того, чтобы облить меня, она попала на свою подругу.
– Глупая корова! – прорычала та женщина.
Во всяком случае, мне подумалось, что она сказала «корова». Я вечно путаю берабесские слова «корова» и «верблюд». Глядя на облитую женщину, третья засмеялась и хлопнула её по плечу.
– Ну и кто теперь ночной горшок для Бога?
Вторая выругалась, схватила порядком растерянную первую воительницу за плечи, подталкивая её ко мне, но я уже перекатился через спину, поднимаясь на пятки. Всё ещё низко пригибаясь, я обежал их по тесному кругу, заставив первую солдатку крутануться волчком в попытках меня найти. В результате она упала на своих подруг и обмочила их ещё больше, а они выкрикивали непристойные ругательства в адрес нас обоих.
– Хватит! – прорычал новый голос.
Двое из трёх воительниц мгновенно застыли по стойке смирно. Третья, слава богу, вздёрнула вверх штаны.
А я? Я сделал долгий, медленный вдох, чтобы подготовиться к тому, что будет дальше.
– Хочешь, возьму это на себя, малыш? – тихо спросила Фериус.
– Я сам.
Командир – я так и не разобрался в воинских званиях Берабеска, не имевших для меня никакого смысла, – шагнул к нам, и толпа наблюдавших воинов расступилась, пропуская его. У него была толстая бочкообразная грудь, прикрытая богато украшенным бронзовым нагрудником. У воинов Берабеска есть традиция проводить свободное время, украшая свои нагрудники с помощью медленного и кропотливого искусства под названием «хамитшани». С помощью маленьких, точных молоточков и специальных шил они запечатлевают рисунки на металле. Как правило, это религиозные сцены одного из кодексов Берабеска, имеющие особое значение для данного солдата и вдохновляющие его.
На нагруднике командира изображался грешник со связанными и вытянутыми до предела руками, чьи внутренности вытаскивало ангельское существо и подставляло лучу сияющего сверху солнца.
– Что тут за ересь? – спросил командир у трёх воительниц.
– Шпионы, квадан, – пробормотала одна из них.
«Квадан» означает «направляющая рука», – если я правильно помнил, высокий чин командира дивизии.
Командир бросил на неё недоверчивый взгляд, но шагнул вперёд и навис надо мной, лениво теребя свёрнутый кольцом шипастый хлыст на боку.
– Кому принадлежат твои глаза?
Мне потребовалась секунда, чтобы перевести эту странную фразу. «Он спрашивает, на кого я шпионю».
Я ткнул пальцем на небо.
Намёк на то, что я шпионю на Бога, вызвал смешок у некоторых зевак, но не у командира. Он развернул хлыст.
– Я могу содрать им кожу с человека за минуту.
Он позволил мне рассмотреть колючки.
– Ещё меньше времени на это уходит, если человек мне не нравится, а мне очень не нравятся шпионы.
– Я не шпион, – сказал я и показал на Фериус. – Моя тётя и я – кающиеся грешники, пришедшие служить живому Богу.
– Он не твой Бог, – яростно сказала женщина, пытавшаяся на меня помочиться.
Я воинственно фыркнул, взглянув на неё.
– Разве визирь Оссодиф не пишет: «Бог есть Бог всех или Бог никого»?
Командир настороженно посмотрел на меня.
– Я не читал этого Оссодифа.
И я не читал.
Я пожал плечами.
– Как говорит визирь Оссодиф: «Истина божья не нуждается в авторе, ибо слова сами постигаются сердцем каждого верующего».
Командир как следует обдумал услышанное.
– В этом есть мудрость, но, как глубокомысленно писал визирь Калифо: «Вера заключается в делах, а не в словах».
О визире Калифо я тоже никогда раньше не слышал, но я ведь так мало знал о богословии Берабеска. Если вы всю жизнь росли там, где поклонение Богу считается суеверным вздором, вы не проводите много времени за изучением теологии. Поэтому теперь я пытался угадать, действительно ли есть визирь Калифо или командир просто обманывает меня. Я решил довериться этому, возможно, несуществующему визирю.
– Моя вера доказана делами, – сказал я.
– И что же это за дела? – спросил командир.
Наконец-то разговор повернул в нужное русло: туда, где я мог выдать шутку. По словам Фериус, арта локвит – талант аргоси к красноречию – придаёт юмору довольно большое значение. Само собой, она могла говорить такое шутя. И всё равно шутка была ключевой частью моего плана, и мне следовало поблагодарить за неё ту, что пыталась на меня помочиться.
– Деяния могучего воина, – ответил я с невозмутимым видом.
Трое воительниц ухмыльнулись – удивительно синхронно.
– Могучий воин? Он упал, не нанеся ни одного удара!
– Так и есть, – сказал я, как будто она привела довод в мою пользу.