Последний трюк

Командир, которого происходящее, похоже, всё больше забавляло, показал на синяки и ссадины на моём лице, полученные от рук его воительниц.

– Объясни, о могучий воин.

– Всё очень просто, благородный квадан. Кто, кроме могучего воина, мог лишь своим устрашающим присутствием заставить закалённых воительниц обмочиться?

И я указал на трёх кавалеристок, избивших меня до полусмерти.

На мгновение воцарилась тишина, пока толпы наблюдателей ждали, кто первым искромсает меня на куски. Затем… грянул гром. Гулкий смех, от которого, как мне показалось, подо мной задрожала земля.

– Храбро! – сквозь смех сказал командир, хлопнув меня по плечу.

Интересно, сколько ударов я смогу вынести, прежде чем меня забьют в землю, как колышек для палатки?

Толпа подхватила его веселье; шутку передавали дальше по колоннам солдат, и те начинали смеяться. Даже троица, устроившая мне взбучку, принялась хихикать. Наверное, женщины решили, что я «милашка».

«Проклятье. А я-то думал, на сей раз Фериус окажется не права».

Тут я заметил, что командир постепенно успокоился и его взгляд грозит пронзить меня насквозь, раскрыв мой обман. Его рука легла мне на плечо, пальцы сжались крепко, как железные тиски.

– А теперь, о могучий воин, – сказал он, наклоняясь ко мне, – у тебя есть пять секунд, чтобы рассказать о своих истинных целях, прежде чем я проверю, не смешнее ли ты изнутри.

Я кивнул. Этого мы тоже ожидали. Смысл моего последнего публичного унижения состоял не в том, чтобы заставить командира поверить в ложь, а в том, чтобы понравиться ему настолько, чтобы он принял частицу правды.

– У моей наставницы, – я показал на Фериус, – болезнь, которую не может вылечить ни один целитель нашего народа. До нас дошли слухи, что Бог Берабеска реален, что он живёт в вашей столице и творит чудеса. Я надеялся…

Дальше будет сложно, потому что честность даётся мне нелегко. Я задержал взгляд на Фериус. Моей наставнице. Моём друге. Той, которая сотни раз спасала мне жизнь и взяла несчастного, самовлюблённого мальчика, не видевшего ценности ни в чём, кроме магии, а потом открыла мне глаза на то, что в нашем мире действительно имеет значение. Я совершенно ясно вспомнил день, когда впервые её встретил, эти смеющиеся зелёные глаза, эту сводящую с ума ухмылку и дикую доброту в каждой чёрточке её лица после того, как она вернула воздух в мои лёгкие и заставила моё сердце снова забиться.

Теперь она умирала. Медленно, мучительно, неумолимо.

– Если он Бог, я заставлю его спасти её.

Я выбрал неподходящие слова. Никому не нравится, когда ты говоришь, будто можешь заставить их божество выполнять твои приказы. Но это была правда, а время от времени нечто столь бесполезное, как правда, может звучать убедительно.

Челюсти командира напряглись, но потом его лицо смягчилось.

– Я бы избил человека почём зря за такое богохульство, – сказал он и занёс руку, как будто хотел меня ударить.

Но меня били столько раз, что я мог распознать финт. Я стоял, не дрогнув, когда он поднёс ладонь к моей щеке и осторожно удержал руку.

– Визирь Калифо пишет, что мужество исходит от Бога. – Он убрал руку и начал сворачивать хлыст. – Своим мужеством ты заслужил право добраться до столицы.

Глава 34. Квадан

Командира звали Келиш – как выяснилось, берабесский вариант моего собственного имени. Когда-то в глубокой древности некий старинный общий язык дал корень обоим словам: Келиш на языке берабесков означало «умное и энергичное дитя», а Келлен (согласно предполагаемым исследованиям Шеллы на эту тему, когда мы были детьми) означало «неуклюжий, идиотский, упрямый мальчишка, который думает, будто изображать умного – то же самое, что быть умным».

Возможно, в её переводе что-то потерялось.

– У тебя неплохо получается действовать на доске. – Квадан Келиш, ухмыляясь, поднял одного из своих крошечных деревянных копейщиков и опрокинул им моего визиря. – Но чтобы стать мастером игры в шуджан, требуется целая жизнь.

Шуджан был разновидностью (хотя Келиш называл его родоначальником) тех военно-стратегических игр, которые я видел в нескольких странах континента, в первую очередь в Гитабрии и Дароме. Самым заметным нововведением берабесской игры являлась доска с шестью сторонами вместо четырёх.

– Позволяет обходить с фланга, – объяснил Келиш. – Никогда две армии не сражались, бросаясь друг на друга по прямой.

Я вслух подумал, не связаны ли шесть сторон с шестью ликами Бога Берабеска, за что получил подзатыльник. Хотя подзатыльник был раздражающим и болезненным, он явно спас меня от чего-то худшего, учитывая, как некоторые из оказавшихся поблизости воинов уставились на меня, услышав столь богохульное предположение.

– У Бога есть один лик, который он дал своим детям, – произнёс Келиш.

– Но у всех нас разные лица, – возразил я.

Может показаться – глупо так говорить, учитывая религиозный пыл берабесков, но я заметил, что Келишу очень нравится поправлять меня, особенно если это превращает меня в мишень для шуток.

– Ты никогда не видел изображений Бога? – спросил он.

– Насколько я понимаю, его изображения не одобряются.

Он нахмурился.