Последний тур. История первая. Дело чёрного старика

– Из уважения к Зиновию Моисеевичу, – положив руку на грудь, ответил Кустов. – Я старался не вмешиваться. Но разве что… – Кустов внезапно замолчал.

– Договаривайте, Сергей Сергеевич.

– Брук разрешал Маргарите подрабатывать в кассе. Я пришёл к нему и начал возмущаться. Нельзя судимой доверять деньги. Но Зиновий меня отругал.

– За что?

– За то, что я не доверяю людям. Мол, надо помогать оступившимся когда-то встать на правильный путь. А как это сделать без доверия? Ну и тому подобное.

Василий взял со стола карточку Терёхиной и прежде чем попрощаться с кадровиком, спросил:

– А Брук ещё жив?

– Да! Он сильно болен. Возраст. И дочь говорит, что бредит. Память отказала. Хотите адрес?

– Да.

Кустов взял листок и аккуратным почерком написал адрес и телефон.

– Сначала позвоните. Дочь – Нина Зиновьевна, – предупредил Сергей Сергеевич.

1972 год. 25 сентября. 9:20

Маргарита вышла из трамвая за остановку до нужной ей улицы. Она шла в частный дом по улице Чапаева. Бабушка, божий одуванчик, сдавала там пристройку за пять рублей в месяц. Маргарита поселила в эту пристройку Дмитрия Болотина, по кличке Болт. Это младший брат её бывшего подельника Аркаши. Болотин – старший умер через год после освобождения. Он слёзно просил Риту не бросать младшего брата. А зачем его бросать? Парень крепкий. Дело воровское знает смолоду. Рита потащила Болта за собой на юг. Она знала, для чего он ей пригодится. Пригодился.

– Марго! – недовольно проскрипел прокуренным голосом Болт, натягивая на голову лоскутное старое одеяло. – Чего так рано припёрлась? Я только утром спать лёг.

– Опять шарился где-то? – недовольно шипела Маргарита. – Я же тебе запретила светиться. Тебе что бабла мало, что на хате у артиста взял?

Болт откинул одеяло и сел на кровати, свесив крепкие волосатые ноги.

– Марго, – продолжал скрипеть Болт, – это что за бабки? Фуфло это, а не бабки. Если я где фантики эти покажу так на вышак и подпишусь. На хрена нам эта валюта?

– Ты, Дима, мне не гони. Там кроме валюты бабла ты взял хорошо. А валюта тебе и правда не нужна, – Марго поставила на стол небольшую сумку, что принесла с собой. – Сваливай все фантики сюда. Рубли оставь себе. Но не светись нигде. Ты мне очень нужен, Дима. Мы с тобой в этом городе озолотимся. Главное Болт, слушай меня. Мамка тебя дурному не научит.

Болт встал на колени, открыл заслонку поддувала у печки и, пошарив там рукой, достал приличных размеров сверток. Отряхнул его от золы и положил в сумку.

– Смотри сама не спались, – сказал Болт и ехидно хихикнул.

Маргарита развернула свёрток, не доставая его из сумки, разглядела содержимое и закрыла молнию.

– С бабулькой расплатись за месяц вперёд, сказала Марго, собираясь уходить. – И не обижай её. С ней надо дружить. Если попросит помочь – помоги.

– Ладно, не кипишуй.

– Пока лежим на дне. Надыбаю другие хаты – маякну. Всё, пока.

Маргарита вышла на улицу, огляделась и направилась к остановке. Она должна была успеть в театр вовремя. Сегодня она подменяла вахтёршу на служебном входе. Уж больно хотелось Терёхиной посмотреть в лицо Седову.

Алексей в этот день опоздал. Он был явно с большого перепоя. Серое опухшее лицо, бесцветные пустые глаза. Шляпа с большими полями, надвинутая на глаза, не смогла скрыть «печальный» образ заслуженного артиста.

– Алексей Михайлович, – охнула Маргарита, – вы случайно не заболели? У меня тут в термосе шиповник заварен, выпьете?

Слово «выпьете» было лишним. Седов раздул ноздри и закричал:

– Какое тебе дело? Сама пей свой шиповник! Ты вообще кто, чтобы со мной разговаривать?

– Ой! – Маргарита прикинулась овечкой, – Простите, Алексей Михайлович, простите. И правда, куда я лезу со своим рылом?

Седов приподнял шляпу и внимательно посмотрел на женщину. В глазах её он увидел раскаяние, но уже через мгновение в глазах Терёхиной мелькнул дьявольский блеск. Седов отшатнулся и опёрся рукой о стену.

– Что с вами, Алексей Михайлович, – с участием спросила Рита. – Вам нужна помощь?

– Нет! Нет! – испуганно прошептал артист и, опираясь на стену, пошёл дальше.

Свернув за угол, он вдруг наткнулся на Пожарскую. Люба стояла настолько близко, что попала в поле жуткого «амбре», исходившего от Седова. Она брезгливо сморщила нос и закрыла лицо рукой. Эта явно не прикрытая отрицательная реакция, взбесила Алексея.

– Чего ты морду воротишь, – сказал он тихо и оглянулся. Боялся, что кто-либо услышит его грубость. – Хочешь сказать овечка, что никогда не просыпалась утром рядом с пьяным мужиком. Ха!

Люба не знала, что ответить грубияну. Ей стало обидно. Она машинально влепила Седову хлёсткую пощёчину и, не сказав более ни слова, пошла дальше. Седов не стал останавливать Пожарскую. Он взялся рукой за покрасневшую щёку и прошептал, скорее сам себе, чем обидчице:

– Погоди, погоди, сучка. Не жить тебе здесь. Сгною.