– Вы напрасно, Владимир Григорьевич, так восхищаетесь Пожарской. Я так вам скажу, с высоты своего театрального опыта, молодая выскочка. Забродскому захотелось свежей крови. Вот он и вытащил эту девицу не бог весть откуда. Она себя быстро исчерпает.
– Но ведь хороша девчонка! – стоял на своём Дмитрук. – Красавица.
– Ну! – Седов взял открытую бутылку коньяка и налил себе и секретарю. Поднял бокал, предлагая Дмитруку присоединиться. – Вот тут я спорить не буду. Более того, она и в постели красавица.
– Это откуда такие познания? – заинтересовался Владимир Григорьевич.
– Нет, нет, нет! Погорячился я. Никаких сплетен, – выпив залпом коньяк, Седов продолжил. – Собственно вы человек опытный. Сейчас сами увидите. Она глазки-то в пол. Сама скромность. Ручку одёрнет. Голосок как у ангела. А в глазах чертёнок. Скажу вам: первый признак горячей женщины. Владимир Григорьевич, не упустите момент. А?
Дмитрук задумался. Выпил коньяк, закусил виноградом и заходил по кабинету. Седов был доволен. Он, похоже, зацепил нужные струны секретаря. Ну а как по-другому? Мужчина Владимир видный, моложавый, обеспеченный, при должности, правда, хвост распускает как павлин, но это типичная для людей его круга самоуверенность. Похоже, он повёрнут на собственной неотразимости. Как раз это и надо Седову. Конфуз должен соответствовать самому высокому уровню. Уровню обкома.
Вместе с Забродским в кабинет вошли Пожарская и Брук. Дмитрук словно потерял голову. Он небрежно поприветствовал Зиновия Моисеевича, а всё остальное внимание обрушил на Любу. Коньяк, который постоянно подливал Седов, делал своё дело. Дмитрук постепенно сходил с рельсов, а Люба, шокированная избыточным вниманием второго секретаря, не знала куда себя деть. Она периодически вопросительно смотрела на Забродского, но тот только пожимал плечами. Брук, который вообще не употреблял крепкие спиртные напитки, смотрел на всё это брезгливо. Он давно бы покинул этот бордель, но оставить Пожарскую в непотребной компании не имел права. Зиновий незаметно для всех подал Любе знак. Девушка поняла, что Брук устроит какое-то действо и ей надо этим воспользоваться.
– Друзья мои, вы уж простите старого фронтовика – Брук сказал это громко. Особенно выделил последнее слово. В каком бы не был состоянии партийный работник, но слово «фронтовик» действовало магически. – Я что-то устал и сердечко разболелось. Покину я вас. Извините.
– Конечно, Зиновий Моисеевич, – участливо ответил режиссёр.
– Любушка, – Зиновий взял Пожарскую за руку, – проводи меня. Потом вернёшься. А то старик Брук шлепнется в коридоре, и останетесь вы сиротами.
У Дмитрука на лице застыла гримаса разочарования. Он с удовольствием сам бы проводил директора, только бы Пожарская не покидала компанию, но после слова «фронтовик» возражать не смел.
Люба в кабинет Забродского в этот вечер больше не вернулась. Но Дмитрук не собирался оставлять Пожарскую в покое. Не в его правилах это.
1973 год. 17 сентября. 20:45
Куприянов возвращался в привычное уже для себя время. Он открыл калитку и увидел сидящим на ступеньках хозяина дома Валеру.
– Здравствуй, Валера!
– Добрый вечер, Василий. Как вы себя чувствуете сегодня? – Валера почему-то обращался к Василию только на «вы», хотя был, похоже, ровесником или даже старше Куприянова.
– Устал немного. А что?
– Понимаете, – Валерий показался Василию расстроенным. – Я хотел пригласить вас к себе. У меня сегодня день рождения, а я совсем один.
– Поздравляю! – улыбнулся Куприянов. – Я принимаю приглашение по такому случаю. Сейчас умоюсь и зайду.
Василий предпочитал бы поваляться с книжкой на кровати, но оставить Валеру одного в такой день он позволить себе не мог. На узкой деревянной веранде именинник накрыл по-холостяцки скудный ужин. Угощения не блистали разнообразием. Но сам по себе стол был накрыт со вкусом и аккуратно.
– Присаживайтесь, – Валера указал на один из стульев. Он был доволен гостю. – Что будете выпивать?
– А что у нас есть?
– Водка есть.
– А ещё?
– Только водка, – вымолвил Валера после непродолжительной паузы.
– Тогда буду водку, – сказал Василий и рассмеялся.
Валера скрылся за марлевой занавеской, преграждающей путь в жилище комарам и мухам, и вынырнул оттуда с запотевшей бутылкой в руках. Разлив по стопкам холодную, тягучую водку, виновник торжества встал для произнесения речи.
– Вы позволите, – спросил он разрешения у гостя.
Куприянов кивнул. «Проклятая интеллигентность, – подумал в этот момент Василий, – порой мешает людям жить. Я тут нет никто и звать меня никак, квартирант, всего лишь согласился выпить с ним водки, а он из меня делает почётного гостя. Приятно, конечно. Но парню в этой жизни с такими манерами будет очень тяжело».