– Я художник-модельер. Я придумываю и шью костюмы для спектаклей.
– Это по-нашему, по-простому – портной.
– Хорошо. Пусть будет портной. Я могу идти? Уже поздно. Мне нужно домой.
Маргарита насквозь видела Валеру. То, что в сумке он что-то выносит, сомнений не было.
– Сумочку открываем. Если всё в порядке, то можешь ехать домой.
– А почему так? – удивился Валера. – Никогда не было никаких проверок. Вы что мне не верите?
– Конечно, не верю, – убедительно ответила Терёхина. – Я, Валерик, даже себе не верю, а тебе тем более. Открывай.
Жуков замялся. Он поставил сумку на стол и медленно открыл её.
– Доставай, что там у тебя, – приказным тоном сказала Терёхина.
Валера начал выкладывать содержимое сумки. На столе лежали кроме альбома, набора карандашей и всяких портняжных причиндалов, два отреза ткани.
– Это что? – указала на отрезы Маргарита.
– Это ткань. Мне она нужна для работы.
– А мне нужны для работы несуны, такие как ты. Иначе, зачем я нужна? Тогда тётя Рита останется без работы.
– Я это беру для работы дома. Потом…
– Потом суп с котом, – перебила Жукова вахтёрша. – Директор знает?
– Знает, – неуверенно произнёс Жуков.
– Тогда мы сейчас позвоним ему домой и спросим, – Терёхина сняла трубку и начала искать в списке номер Брука.
– Не надо, – шепнул Валера. – Не надо. Я всё это отнесу на место. Простите.
– Бог простит, – продолжая шарить глазами по списку, ответила Терёхина. – А я должна доложить о краже.
– Какой краже?
– Краже государственного имущества. В данном случае двух отрезов ткани.
– Послушайте, как вас там зовут?
– Маргарита Львовна.
– Маргарита Львовна, я сейчас всё вам объясню.
Маргарита ждала этого момента. Сейчас этот парень плотно присядет на её крючок. У Терёхиной появится свой человек в театре. Человек этот будет верен ей, потому что она станет обладателем его секрета. Валера рассказал Терёхиной, что он живёт бедно. Ему надо подрабатывать, чтобы иметь свободные деньги. Что у него даже нет девушки, потому что для неё нужны время и средства. Он сэкономил этот материал, поэтому забрал его. Дома он сошьёт клиенту костюм или платье и заработает на этом.
– Хотите, я вам сошью, – предложил Валера Терёхиной. – Бесплатно. Вы знаете, как я хорошо шью.
– Сошьёшь, если раньше тебе дело не сошьют, – Маргарита вырвала из тетради двойной лист и положила рядом ручку. – Садись. Пиши все, что мне рассказывал сейчас.
– Зачем?
– За тем, что если ты ещё раз повторишь подобное, я эту твою исповедь отнесу директору. Понял?
– Понял.
Валера безропотно сел и всё написал.
1972 год. 24 октября. 11:40
– Зиновий Моисеевич, я от вас этого не ожидала! – Пожарская буквально ворвалась в кабинет директора. – Как мне это понимать?
– Ты о чем сейчас, Люба, – спокойно, не реагируя на эмоциональный взрыв Пожарской, спросил Брук.
– О чём? О Лебедевой, которая почему-то переехала ко мне в гримёрку.
– А! – Брук положил очки на стол и подошёл к Любе. – Прости. Я должен был тебе сразу сказать. Закрутился. Старым становлюсь. Не сердись на меня.
– Что вы виляете, Зиновий Моисеевич?!
– Понимаешь, это ненадолго. День, максимум два. У них в гримёрке сильно воняет с утра.
– И что?
– Там, похоже, под полом крыса сдохла. Вонь стоит жуткая.
– И вовсе она не сдохла.
– Это почему? – не понял Пожарскую Брук.
– Потому что она сидит у меня, целая и невредимая.
– Ну! Люба! Ты уж не уподобляйся.
– Простите, Зиновий Моисеевич, – Люба поняла, что переборщила с претензиями. – Похоже переопылилась.
Брук снисходительно посмотрел на Пожарскую и взял руку девушки в свои морщинистые ладони.
– Я вызвал мастеров. Пол вскроют. Всё уберут. И Лебедева от тебя съедет, – сказал он. – Ты уж там как-нибудь отрегулируй ситуацию.
– Хорошо. Я справлюсь.
Когда Пожарская вернулась, Светланы уже не было. Вещи её были в гримёрке. На стуле в углу стояла дамская сумочка. Плащ и зонтик висели на вешалке. Только Пожарская присела за свой стол, как вошла ассистент режиссёра Зиночка и сказала, что Любу вызывает Забродский. Люба пошла к нему в кабинет. Но там главного режиссёра не было. Она решила подождать. Прошло минут десять. Забродский не появлялся. Люба решила пройтись по театру, может кто-нибудь его видел. Один из актёров сказал, что Забродский с художником на сцене. Пожарская застала Бориса Константиновича за обсуждением декораций к новому спектаклю. Он активно спорил с художником. Дело дошло до разговора на высоких тонах. Выбрав небольшую паузу, Люба подошла к главному.
– Борис Константинович, вы меня вызывали? – спросила она.
– Я? Тебя? – Забродский был настолько взволнован и зол из-за спора, что с трудом воспринимал Пожарскую. – Не помню! Я уже ничего не помню и не понимаю. Вот посмотри на это!
Забродский взял Любу за руку и подвёл к небольшому столику, на котором лежали эскизы. Он стал показывать девушке картинки одну за другой и при этом возмущаться:
– Как вообще в пьесе «Пять вечеров» может быть вот это на сцене?! Люба, ты это понимаешь?
Пожарская не читала пьесу Володина, и поэтому ей сложно было как-то оценить эскизы декораций.