Последний тур. История первая. Дело чёрного старика

– Ну да, – с иронией произнесла Люба, – я где-то читала, что в исповеди нет лжи. Но вы не батюшка, а я не преступник. Моя работа – играть на сцене в театре. Ваша работа – раскрывать преступления. Ищите доказательства и накажите преступника.

После этих слов Пожарской у Мухиной задёргалась щека. Губы стали ещё тоньше, уголки их опустились как у персонажей из мультфильма «Шайбу! Шайбу!». Она резким движением дёрнула за завязку серой бумажной папки. Достала оттуда протокол и положила его перед Пожарской.

– Полюбуйтесь. Это показания свидетеля. Этот человек видел, как вы выходили из гримуборной в то самое время, когда Лебедева там отсутствовала. И в руках у вас был свёрток. Что было в свёртке?

Люба попыталась вспомнить, что она могла выносить в свёртке в тот день. На память ничего не приходило.

– Я не выносила никакой свёрток из гримёрки, – ответила она.

– А свидетель утверждает обратное.

– А кто этот свидетель? – Люба попыталась заглянуть в протокол, но Мухина схватила его и убрала в папку.

– Что? Хотите оказать давление на свидетеля? Ещё раз предлагаю вам во всём признаться. Нашёлся один свидетель, найдётся и другой.

Пожарская испугалась. Терёхина была права, если Мухина получила указание сверху, например, от Дмитрука, то может найти и пятерых свидетелей. После допроса Пожарская возвращалась в театр с напрочь испорченным настроением. Седов добивался своего. Любе становилось всё сложнее перевоплощаться, выходя на сцену. Забродский уже не раз предлагал ей отдохнуть и какое-то время не играть в спектаклях. Хотя бы до тех пор, пока не решится вопрос с этой проклятой кражей.

Обо всем, что происходило сегодня в кабинете Мухиной, Люба рассказала тётушке.

– Все её свидетели, полная туфта, – подвела итог Терёхина. – Иди, Люба, играй свой спектакль. Тётя Рита разрулит по-своему это дело. Видит Бог, я этого не хотела.

– Тётя, ты только не сделай ещё хуже.

– Тётя сделает ещё лучше. Не бойся.

1972 год. 17 ноября. 21:34

Вторая половина ноября уже вовсю напоминала о приближении зимы. Дожди стали продолжительными и холодными, ветер всё чаще задувал с севера. Маргарита накинула пальто, взяла зонтик и, выйдя через служебный вход, скрылась в темноте переулка. Около арки, перекрытой чугунными воротами, прислонившись к стене, ждал её Болт.

– Я смотрю, Марго, кровь у тебя ещё горячая бежит, – пошутил Болт, глядя на Маргариту в лёгких летних туфлях.

– Хватит бакланить, шутник, – недовольно сказала Терёхина. – Ты запомнил его? Узнаешь?

– А чё не узнать? Он тут на всех афишах красовался летом. Запомнил.

– Выходить будет примерно в половину первого. Жди его вон у того угла. Перед выходом его я маякну, выйду покурить. Понял?

– Понял.

– Не перебарщивай. Скажи только то, что я велела. Без самодеятельности.

– Да всё я понял. Не стремайся, Марго. Местечко я уже присмотрел. Там никто не помешает.

– В разговоры не ввязывайся. Сказал и сразу свалил.

Болт кивнул. Маргарита развернулась и быстро пошла обратно. Разговор у них шёл о Седове. Марго велела Болту проследить за артистом и, выбрав укромное место, без свидетелей остановить его для «беседы». В половину первого Седова ещё не было. Пришлось ждать почти до часа ночи. Марго вышла на крыльцо, встала прямо под фонарь, чтобы её было лучше видно, и подкурила папиросу. Болт приготовился.

Седов после спектакля часто ходил домой пешком. Жил он недалеко от театра. На это и был расчёт. В этот вечер Седов торопился. Погода была плохая и он, укрывшись под большим чёрным зонтом, торопился скорее дойти до своего дома. Болт пошёл за ним. Шум ветра и дождя скрывали шаги преследователя. Когда Седов свернул в небольшой тёмный переулок, Болт внезапно схватил его сзади за шею и ткнул в правый бок чем-то острым. Алексей вскрикнул и выронил зонт.

– Слышь, фраер, – зашипел на ухо Седову Болт, – не будешь крякать, останешься жив.

– Что вам… – Алексею тяжело было говорить. Болт крепко сжал ему горло. – Я не…

– Слушай, баклан! Скажешь своей крале Светке Лебедевой, чтобы заяву забрала. Завтра забрала. Понял?

Седов пытался что-то сказать, но получался только невнятный хрип.

– Не слышу, – громче сказал Болт.

– Я не понимаю, – хрипел Седов. – О чём вы говорите? Какое…

– Ты плохо слышишь? – Болт надавил на нож и лезвие, пройдя через плащ и пиджак, впилось в кожу. Седов вскрикнул. – Жить хочешь?

– Хочу.

– Тогда сделаешь, как я сказал. Завтра заявление забрать. И не забудь, что валюту на твою хату можно и вернуть. Вместе с мусорами. Они обрадуются, когда найдут твои фантики. Тогда тебе кранты. Всё фуфел. Вали.

Болт отпустил Алексея и быстро исчез. Седов опустился на мокрый асфальт и пытался восстановить дыхание. Ему стало плохо и холодно. Дрожь пронизывала всё тело. То ли от страха, то ли от боли, то ли от досады. Его обыграли. Более того, теперь его свобода и карьера были под угрозой.

ГЛАВА 10

1994 год. 23 июня. 9:51